"Александр Абрамов, Сергей Абрамов. Всадники ниоткуда (Трилогия "Всадники ниоткуда", #1)" - читать интересную книгу автора

не похоже на правду, - рассказал он. - Я летел на одноместном самолете, не
спортивном, а на бывшем истребителе - маленький "локхид", - знаете? У него
даже спаренный пулемет есть для кругового обстрела. Здесь он не нужен,
конечно, но по правилам полагается содержать оружие в боевой готовности:
вдруг пригодится. И пригодилось... только безрезультатно. Вы о розовых
"облаках" слышали? - вдруг спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил,
только судорога на миг скривила рот: - Я настиг их часа через полтора
после вылета...
- Их? - удивленно переспросил я. - Их было несколько?
- Целая эскадрилья. Шли совсем низко, мили на две ниже меня, большие
розовые медузы, пожалуй, даже не розовые, а скорее малиновые. Я насчитал
их семь разной формы и разных оттенков, от бледно-розовой незрелой малины
до пылающего граната. Причем цвет все время менялся, густел или
расплывался, как размытый водой. Я сбавил скорость и снизился, рассчитывая
взять пробу: для этого у меня был специальный контейнер под брюхом машины.
Но с пробой не вышло: медузы ушли. Я нагнал их, они опять вырвались, без
всяких усилий, будто играючи. А когда я вновь увеличил скорость, они
поднялись и пошли надо мной - легкие, как детские шарики, только плоские и
большие: не только мою канарейку, а четырехмоторный "боинг" прикроют. А
вели они себя как живые. Только живое существо может так действовать,
почуяв опасность. И я подумал: если так, значит, и сами они смогут стать
опасными. Мелькнула мысль: не уйти ли? Но они словно предвидели мой
маневр. Три малиновые медузы с непостижимой быстротой вырвались вперед и,
не разворачиваясь, не тормозя, с такой же силой и быстротой пошли на меня.
Я даже вскрикнуть не успел, как самолет вошел в туман, неизвестно откуда
взявшийся, и даже не в туман, а в какую-то слизь, густую и скользкую. Я
тут же все потерял - и скорость, и управление, и видимость. Рукой, ногой
двинуть не могу. "Конец", - думаю. А самолет не падает, а скользит вниз,
как планер. И садится. Я даже не почувствовал, когда и как сел. Словно
утонул в этой малиновой слякоти, захлебнулся, но не умер. Смотрю: кругом
снег, а рядом - самолет, такой же, как и мой - "локхид"-маленький. Вылез,
бросился к нему, а из кабины мне навстречу такой же верзила, как и я. То
ли знакомый, то ли нет - сообразить не могу. Спрашиваю: "Ты кто?" -
"Дональд Мартин, - говорит. - А ты?" А я смотрю на него, как в зеркало.
"Нет, врешь, - говорю, - это я Дон Мартин", - а он уже замахнулся. Я
нырнул под руку и левой в челюсть. Он упал и виском о дверцу - хрясь! Даже
стук послышался. Смотрю: лежит. Пнул его ногой - не шелохнулся. Потряс -
голова болтается. Я подтащил его к своему самолету, думал: доставлю на
базу, а там помогут. Проверил горючее - ни капли. Дам радиограмму хотя бы
- так рация вдруг замолчала: ни оха, ни вздоха. Тут у меня голова совсем
помутилась: выскочил и побежал без цели, без направления - все одно куда,
лишь бы дальше от этого сатанинского цирка. Все молитвы позабыл, и
перекреститься некогда, только шепчу: Господи Иисусе да санта Мария. И
вдруг вашу палатку увидел. Вот и все.
Я слушал его, вспоминая свое испытание, и, кажется, уже начал понимать,
что случилось с Вано. Что сообразил Толька, по его выпученным глазам
уразуметь было трудно, вероятно, начал сомневаться и проверять каждое
слово Мартина. Сейчас он начнет задавать вопросы на своем школьном
английском языке. Но Зернов предупредил его:
- Оставайтесь с Вано, Дьячук, а мы с Анохиным пойдем с американцем.