"Александр Абрамов, Сергей Абрамов. Рай без памяти (Трилогия "Всадники ниоткуда", #2)" - читать интересную книгу автора

9. ПЕРВЫЕ КАДРЫ НАЧАЛА

Завтрак был сервирован по-европейски: поджаренные ломтики хлеба,
холодное мясо, яйца всмятку, несколько сортов сыра - я узнал честер и
камамбер - и кофе со сливками. Открытую веранду с трех сторон затемняли
лапчатые листья клена, а четвертая была открыта солнцу, но не раннему, а
уже достаточно сильному и высокому, какое у нас бывает не в шесть, а в
десять утра. Пахло летним цветущим лугом - именно полевыми, а не садовыми
цветами, и, ей-богу, трудно было даже представить себе, что ты не на
Земле, не в гостях на даче где-нибудь у коллег Осовца под Звенигородом.
За столом прислуживала женщина лет сорока, скорее англичанка, чем
француженка, по внешнему виду и, казалось, отлитая по тому же стереотипу,
как и все Стилы, - такая же высокая и крепкая, только с более строгим,
даже суровым выражением лица. Она не улыбнулась, когда хозяин представил
ее ласково, но лаконично: "Элизабет, сестра", - и тотчас же ушла, как
только была поставлена на стол последняя чашка. На мой вопрос, почему она
не осталась с нами, Стил вежливо пояснил:
- Лиззи - существо молчаливое и застенчивое. После смерти жены она
воспитала мне мальчиков, но так и не привыкла к мужскому обществу. А
разговор у нас будет чисто мужской, серьезный и трудный. Из того, что
рассказали мне дети, я, честно говоря, мало что понял. Пожалуй, самое
важное: вы нуждаетесь в помощи, а мы никогда никому в ней не отказываем.
- Спасибо, - сказал Зернов, - но в основе всякой дружеской помощи -
доверие, доверие и еще раз доверие. Мы доверяем вам наши жизни и наши
судьбы. Мы одиноки, безоружны и беспомощны в этом мире, о котором ничего
не знаем, кроме того, что видели и пережили в лесу. Мы говорим на одном
языке, но мы люди разных миров, и чтобы понять друг друга, хотя бы даже
объяснить вам, почему произошла эта встреча, мы хотели бы услышать ваш
рассказ о вашем мире - о Городе и его людях, о вас и о вашей жизни. Только
тогда вам станут понятны и наш ответный рассказ, и мы сами, и наше
стремление не только получить помощь, но и предложить вам свою, если она
понадобится.
У Зернова была двоякая манера вести разговор: или он насмешничал,
иронизируя порой зло и тонко, или речь его вдруг приобретала оттенок
лекторского пафоса, словно, говоря, он опирался на кафедру. В трудных
случаях нашей жизни, когда разум отказывался объяснить случившееся, эта
слабость Зернова становилась его силой - она укрепляла наши смятенные
души. Но сейчас, как мне показалось, он скорее насторожил Стила, чем
расположил его к нам. Джемс и Люк жевали, не подымая глаз от тарелок, а
Стил, наоборот, долго и пристально разглядывал всех нас по очереди, но
молчал. Тогда я, вспомнив свой ночной разговор с маскарадным полицейским,
решил вмешаться.
- Большинство из вас не помнит того, что предшествовало Началу, -
рубанул я напрямик нечто вполне понятное Стилу, - а если кто что и помнит,
то, даже собрав все это запомнившееся, нельзя представить себе мира, каким
он был. Предположите парадокс: мы помним все, что было, абсолютно все, и
ничего не знаем о том, что есть, абсолютно ничего. Вот вы и расскажете нам
о том, что произошло с вами девять лет назад, как вы жили эти годы, чего
добились и что утратили. Вам понятно?