"Дэниел Абрахам. Предательство среди зимы ("Суровая расплата" #2)" - читать интересную книгу автора

кинжалом. В его фантазии глаза учителя были суровыми, голос - хриплым от
гнева... Тут Маати заколебался: звать на помощь, чтобы Оту поймали? Или
сопротивляться, чтобы дело закончилось кровью? Или подставить грудь под
заслуженный удар? Придумал такое живописное начало, а конец бестолковый.
Маати закрыл ставню и подбросил в очаг угля. Давно пора, а то в комнате
стало зябко. Поэт присел на подушку у огня, ожидая, пока воздух разогреется.
Так ловко, как у Семая, его ноги уже не поджимались, но, если иногда ими
шевелить, не затекали. Он обнаружил, что с симпатией вспоминает о Семае -
мальчик умеет расположить к себе. Совсем как Ота-кво.
Маати потянулся и подумал: если бы все это происходило в песне, ему бы
отвели роль героя или негодяя?

Никто не замечал протеста за детскими выходками Идаан - и зря. Если
строгий дворцовый этикет нарушал ее приятель или один из братьев, его
стыдили или наказывали. А Идаан всегда была любимой дочуркой. Она крала
платья соперниц и с опозданием врывалась на храмовые церемонии. Она убегала
от старших женщин, воровала на кухне вино и танцевала с кем хотела. Она
Идаан Мати, и ей позволяли все, потому что не придавали ее жизни значения.
Ведь она женщина. И если она никогда не кричала отцу, окруженному свитой,
что она такая же наследница, как Биитра, Данат или Кайин, то лишь потому,
что в глубине души боялась: сейчас он кивнет, ласково пошутит и отмахнется,
а ей станет еще горше.
Возможно, если бы ее хоть раз приструнили, доказали бы, что ее поступки
людям небезразличны, все было бы по-другому.
А может, ошибка становится ошибкой, лишь когда честолюбивые мечты
незаметно обращаются во зло. Когда слова, раньше такие твердые и
убедительные - "Почему им можно, а мне нет?" - теряют смысл. Когда назад уже
не повернуть.
Идаан ходила по Второму дворцу, вдыхая пустоту, оставшуюся после
старшего брата. Сводчатые арки эхом отзывались на ее тихие шаги; солнечный
свет, проникающий сквозь тонкие каменные ставни, золотил густые сумерки
покоев. Вот спальня, где не осталось даже матраса, на котором спали брат с
женой. Вот мастерская, где он занимался любимым делом и, бывало, до утра
спорил с мастерами. Теперь рабочие столы покрывал густой слой пыли: прислуга
ждет, пока здесь не поселится новый сын хая... который будет жить среди
роскоши и вечно прислушиваться, не залают ли охотничьи собаки брата.
Еще не ступив за порог, она услышала, что сюда идет Адра. Она узнала
его по шагам, но не окликнула. Он умен, подумала Идаан. Всегда находит ее,
если хочет. Адра Ваунеги, ясноглазый и широкоплечий, будущий отец ее детей,
если все будет хорошо. Если теперь хоть что-то может быть "хорошо".
- Вот ты где! - сказал Адра. По напрягшимся мышцам было заметно, что он
сердится.
- В чем я провинилась на сей раз? - спросила она с сарказмом, заранее
отметающим все подозрения. - Тебе приказали, чтобы я носила не желтое, а
красное?
Даже такой неявный намек на его покровителей заставил Адру испуганно
оглядеться. Идаан рассмеялась - резко и жестоко.
- Ты похож на котенка с бубенчиком на хвосте! Мы здесь одни. Можешь не
бояться, что наш драгоценный заговор раскроют. Успокойся.
Адра подошел и присел рядом с ней на корточки. От него пахло толчеными