"Сергей Абрамов. Двое под одним зонтом (Авт.сб. "Требуется чудо")" - читать интересную книгу автора

никакими косыми взглядами - крепость, а не мир. Коля угнездится за столом,
пойдет анекдотами сыпать, а то ухватит пяток тарелок со стола, почнет
жонглировать, к ужасу хозяйки, - знай наших! - сорвет аплодисменты,
привычные для него, как щи в буфете, и вот уже физики-лирики ему в рот
смотрят, слушают, развесив уши, как он в Америке с миллионершами сухой
мартини на спор хлебал - кто кого перепьет, а где-нибудь в Австралии метал
бумеранг "по-классному", на зависть аборигенам. А физики-лирики целыми
днями сидят за столами да синхрофазотронами и дальше своих развесистых
ушей ни черта не видят.
- Я для них кто? - спрашивал он. - Человек из другого мира. Чей мир
лучше? Ясное дело - мой. Вот я им про то и толкую по силе возможности...
Что и говорить, силы у Коли - навалом. Дану бы хоть малую толику ее...
А Оля будто подслушала мысли Дана. Спросила, как объяснила давешний
взгляд:
- Может, вы тоже волшебник?
- Это как?
- Когда вы ухитрились библиотеку собрать? Да еще такую богатую...
Сказала - и бальзам на душу. Нет, милый Дан, псих ты ненормальный,
закомплексованный, пора тебе путевочку в институт имени доктора Ганнушкина
выколачивать - в отделение пограничных состояний, где такие же нервные
полудурки в байковых пижамах фланируют, седуксен лопают и боржомом
запивают. Вопрос-то Олин законный и удивление вполне объяснимое.
- По городам и весям подбираю. Книжные магазины везде есть, а в них
работают тети, у которых детишки цирком болеют.
Посмеялись. Прошлась мимо стеллажей, провела кончиками пальцев по
корешкам книг, как поласкала. Обернулась:
- Хочется мне вам приятное сделать.
Это уже интересно.
- Что именно?
- Существует книга, о которой вы мечтаете?
Нелепый вопрос: таких книг десятки. Хотя, впрочем...
- Есть такая...
- Зайдите завтра в Дом книги.
- И что будет?
- Что-нибудь да будет.
Теперь Дан посмеялся - из вежливости: честно говоря, шутки не понял,
сложно шутит девушка Оля, не осилить умишком бедному жонглеру...
...А между тем пора вставать, пора делать зарядку, пора открывать
настежь окно, впускать в полутемную комнату холодное и сырое утро.
Ох-ох-ох, грехи наши тяжкие, будь проклят тот, кто придумал скрежещущее
железом слово "режим".
Однако встал, сделал, открыл, впустил. Умылся, яичницу пожарил. Что за
жизнь: вечером яичница, утром яичница. Друг Коля советовал:
- Женись, Дан, непременно женись, но возьми кого из кулинарного
техникума с обеденным уклоном. И лучше всего - сироту детдомовскую. Она на
тебя молиться будет, пылинки сдувать, а уж отъешься...
Люська, Колина жена, готовит распрекрасно, но есть у нее стальная
старушка мама, с которой Коля находится "в состоянии войны Алой и Белой
розы". Так он сам говорит, пользуясь полузабытыми школьными знаниями. Хотя
ни он, ни стальная мама ничем не напоминают сей цветик. Разве что шипами.