"Сергей Абрамов. Двое под одним зонтом (Авт.сб. "Требуется чудо")" - читать интересную книгу автора

наиважнейшего, наиглавнейшего.
А вечером гости. Или ты у них, или они у тебя - "дежурство" за полночь,
в столице, как на гастролях, в цирковых гардеробных или в гостиничных
номерах после вечернего представления, и те же разговоры, те же
вопросы-ответы, сотни раз жеваные-пережеванные, переваренные, за день
обрыдлые. Дану в Москве полегче: у него есть друзья вне цирка, а стало
быть, вне профессиональных интересов. Можно хоть душу отвести, на вечер
забыть о гипнозе манежа. И только перед сном выкраиваешь время - почитать.
Сколько его остается? Кот наплакал, а зверь этот скуп на слезы. Стопка
журналов, регулярно покупаемых в киоске Союзпечати (знакомая киоскерша
оставляет всю "толстую" периодику), лежит непрочитанная, потому что на сон
грядущий вытягиваешь с полки знакомое, читаное-перечитанное, привычное,
успокаивающее и - вот парадокс! - всегда волнующее. А периодику Дан на
гастролях "добирает": свою библиотеку в артистический кофр не сунешь: и
места мало, и книги жаль - что-то с ними дорога содеет!
Согласился тогда с девушкой Олей, троллейбусной провидицей, не без
грусти согласился, даже с обидой на провидицу: все-то она ведает, все
подмечает, компьютер - не человек.
- Вы правы, Оля, все у меня в квартире полудохлое. А она возьми да
скажи - обиженным в утешение, скорбящим на радость:
- Не все. Книги живые. Видно, что их читают и ценят. Вы кто по
профессии?
Выигрышный для Дана вопрос.
- Цирковой артист. Жонглер.
Тут обычно девицы-красавицы, душеньки-подруженьки должны ахнуть,
ручками всплеснуть: как интересно! сколько романтики! цирк - это вечный
праздник! И посыплются вопросы - один другого глупее: в каких странах
побывали? сколько циркачам платят? правда ли, что они ежедневно рискуют
смертельно? Это Дан-то рискует, с его булавами и кольцами... Хотя риск,
конечно, имеется: брякнешься с моноцикла, не успеешь собраться, придешь на
ковер неудачно - можно, например, и руку сломать...
А обычного не случилось. Оля не ахнула, не всплеснула руками, глупых
вопросов не задавала. Она лишь кивнула согласно, приняла к сведению
информацию, но увидел Дан - или почудилось ему? - в мимолетном косом
взгляде ее, даже не взгляде - промельке, секундное-удивление. Увидел Дан и
растолковал его по-своему: как так - жонглер и книги читает! Быть того не
может! Серый, лапотный, со свиным-то рылом...
Что, в сущности, происходило? Дан чувствовал глухое раздражение против
Оли, даже не раздражение, а какое-то внутреннее сопротивление тому явному
чувству симпатии, которое она вызвала к жизни и которое все еще жило в
нем, - непонятное чувство, ничем не объяснимое, не подкрепленное. Но сам
же анализировал - работала где-то в мозгу счетная машинка: а зачем
сопротивляться? что она плохого сказала? Ничего... А взгляд? Почудилось
Дану, настороженному, как зверь перед дрессировщиком. Странное дело: когда
Дан попадал в чужую компанию, где собирались люди, от цирка далекие, он
всегда так настораживался, словно ощущал некую неполноценность перед
всякими там физиками-лириками. Потом она, конечно, проходила,
неполноценность его распрекрасная, а поначалу... Ах, как он завидовал в
такие минуты другу Коле, который не страдал разными "интеллигентскими
комплексами", уверенному и сильному Коле, чей внутренний мир не поколебать