"Ахмедхан Абу-Бакар. Ожерелье для моей Серминаз" - читать интересную книгу автора

- И нельзя подвергнуть сомнению их поступки?
- Это кощунство.
- Пусть будет кощунство, но я хочу знать, за что я должен презирать
другого человека, быть может, не менее достойного. Ведь в их роду есть
великолепные люди, есть мастера по резьбе, по чеканке, по эмали. Ты не
можешь запретить мне докопаться до истины. И я выясню это!
В голосе дяди прозвучала такая решимость, что я понял: никакие
препятствия не остановят его, поскольку он возымел желание продлить наш род
достойным наследником, истинным продолжателем благородного искусства отцов.
А от меня он не ждет ничего доброго. И моя мать, кажется, тоже.
- Как же ты это выяснишь? - с некоторой неуверенностью спросила она. -
Ведь останки предков, что лежат в могилах, не заговорят!
- Пойду к Хасбулату, сыну Алибулата из рода Темирбулата, древнейшему из
стариков аула. Может быть, его память сохранила это событие.
- Да какая у него память! Он и сам-то почти впал в детство.
- Но это событие наверняка было не из обычных, поэтому он должен
вспомнить! - уверенно произнес дядя.
И почтенный дядя выскочил из комнаты, как Наполеон из кареты при
переходе через Березину. Увидев меня, он погрозил мне пальцем и ринулся вниз
по лестнице.
Тут-то я и убедился, что терпение дяди в ожидании моей свадьбы
окончательно лопнуло, как сладкозвучная струна на чугуре в руках виртуоза
Абу-Самада из Мугри, когда он аккомпанирует певице Муи, голос которой столь
тонок и протяжен, что струна, не выдержав этих длительных колебаний, рвется
на самой высокой ноте, издавая звук "цив".


4

Как только мой дядя ушел выяснять то, что меня меньше всего беспокоило,
я отправился следом за ним выяснить то, что беспокоило меня больше всего.
Я человек нового времени, и меня занимает все, в чем я сам могу принять
участие. А дядя и мать любят покопаться в старине. Но, кроме всего прочего,
мне сейчас не хотелось видеть мать, и не только потому, что я боялся ее
гнева, - просто после всего услышанного мне было бы неловко смотреть ей в
глаза.
Решимости у меня было не меньше, чем у дяди, и, хотя обычай запрещает
даже подходить к порогу дома, в котором живет полюбившаяся девушка, я все же
рискнул проникнуть к ней во двор: а вдруг она выйдет?
Но откуда я мог знать, что лохматый волкодав, охраняющий дом Жандара и
вечно бряцающий цепью за каменным забором, именно в этот час окажется на
свободе? И могла ли эта тварь знать, какие чувства питаю я к дочери ее
хозяина? Одним словом, не успел я сделать и шага к лестнице, ведущей на
второй этаж, как послышалось злобное рычание.
От лестницы я отпрянул так быстро, что голодному псу удалось вцепиться
лишь в заднюю часть моих брюк. Но уж с ними-то он сумел разделаться...
Словом, эта собака, которую точнее и не назовешь, чем "собака", и
которая подохла бы с тоски, поняв, что она именно собака, лихо вырвала из
моих брюк кусок коверкота величиной с тарелку для супа. И хотя я пять лет в
комсомоле, я мысленно поблагодарил аллаха, что клыки ее не достали до