"Ильдар Абузяров. Подстилка из соломинок" - читать интересную книгу авторадоцарапываясь до бедра, но мне попадались лишь льготные справки: справка
ученика школы слепых и слабовидящих детей, справка беженца, справка дурака из дурдома, справка помощника депутата, справка инвалида третьей группы, справка ученика тринадцатого класса детдома и еще тысячи, тысячи справок. И хоть бы одна справка из пункта обмена валюты или из нотариальной конторы - о наследстве! В конце концов нервы мои не выдержали и, схватив в охапку кондукторшу, я вынес ее из троллейбуса на остановке "Площадь Сенная" (ранее Свободы). - Смотри, - сказал я, не отпуская ее из своих рук, - здесь тоже живет гражданский бог. Слышишь. И несколько минут мы стояли молча и обнявшись. Но иногда мы гуляли по Питеру, зарабатывая себе на жизнь ногами и музыкой. Мы гуляли по Питеру до сведения ног и скул, потому что холодный ветер хлестал нас по самым уязвимым местам (ногам и скулам). И тогда мы разговаривали. Ночью мы поднимались на какой-нибудь чердак, в доме Мандельштама или Бродского, доставали спальные мешки. - Расслабься, - говорила мне Эля, - расслабься, будь, как трава, преврати этот дом в шалаш. - Расслабиться? - Расслабься, не думай ни о чем. Ведь ты лучше меня знаешь, что трубадуры выросли из суфиев, а от трубадуров оттолкнулось Возрождение, а от Возрождения классицизм, а из классицизма вырос джаз и рок-н-ролл. Расслабься, будь, как трава, а я пока поищу что-нибудь поесть. И она убегала искать, а я писал ей очередную песню, зная лучше нее - Привет, - улыбалась она, вернувшись, - вот сигареты, вот полбутылки пива и еще хлеб. - Не надо все это, - заводился я и грубо, ногой, отталкивал ее подношения, - не надо, я ведь трава, что превращает дома этих сытых ублюдков в шалаш. Зачем мне пить и есть? Да, иногда мы гуляли по Питеру, то и дело возвращаясь к сфинксам-лягушкам, чтобы погладить им пальцы и загадать сокровенное желание. И когда мы гладили сфинксам-лягушкам пальцы, что так похожи на гриф семиструнной гитары, я находил ледяную от страха руку Эли. Покажите мне женщину, которая преспокойно может погладить чудище, похожее на льва, - и уж совсем жуткий страх охватывает женщин при слове "лягушка". - Не бойся, глупышка, это всего лишь новорожденная болонка и старая русалка. - А я и не боюсь, я загадываю желание, - говорила она и бледнела еще больше. - Скажи мне твое желание, и я постараюсь исполнить его. - Нельзя. - Скажи, - я сжимал-брал ее пальцы в плен, одновременно начиная рыться в безжалостно распахнутых глазах, словно глаза - это дневники, где ничего не понять. - Нельзя, - в эту минуту ее глаза были безжалостны ко мне. Что касается моих желаний, то я мечтал, чтобы моя музыка рождалась в самых глубинах, в роднике у сердца, а потом, превращаясь в семь ручьев, |
|
|