"Аркадий Адамов. След лисицы ("Инспектор Лосев")" - читать интересную книгу автора

и, радуясь и боясь сорваться, заволновался еще больше. Голос его дрогнул
совсем невольно, и Васька впервые насторожился.
- Человек этот родился давно, - тихо произнес Виталий, хотя они с
Васькой были одни в комнате. - Родился и... погиб. Ты забыл...
Лицо Васьки потемнело, глаза сузились, и вдруг задергалась
исполосованная шрамом щека. Он прижал ее ладонью. Виталий ожидал крика, но
Васька прохрипел сразу вдруг осевшим голосом:
- А об этом я только знаю, понятно? И все. И амба. И смерть.
- Значит, помнишь... - Виталий тоже волновался. - Значит, помнишь...
- медленно повторил он. - Это еще хуже. Ты однажды назвал мать предателем.
Васька замер, и только опять задергалась щека, и он яростно прижал ее
рукой.
- ...А она просто слабая. И она всегда носит то кольцо, - медленно, с
усилием продолжал Виталий. Ему было почему-то трудно все это говорить
Ваське. - А предатель - ты.
Васька медленно процедил сквозь зубы:
- Врешь...
- Не вру, - Виталий покачал головой. - Я знаю, почему ты не отдал им
то кольцо, хоть и обещал. Ты увидел, как мать плачет над ним, и только
тогда понял, от кого оно. И тогда тебя порезали. А потом ты отомстил.
- Долги плачу, - с мрачным упорством повторил Васька. - Христосиков
теперь нет. Все на небе.
- Это верно. Христосиков нет, и долги надо платить. Но какой монетой?
- Той же самой! - с вызовом ответил Васька. - Можно даже покрупнее.
- Тут хорошо бы посоветоваться. Но друг у тебя того не стоит, чтобы с
ним советоваться. Да и подруга...
- Ее не трогайте.
- Ладно. Но... - и Виталий неожиданно спросил: - Ты мать ее знаешь?
- Ну, допустим.
- Так вот, она не в мать. Понял?
- Темните что-то.
Васька глядел сейчас на Виталия совсем другими глазами, в них уже не
было упрямой и злой отчужденности, в них светился интерес, подозрительный,
холодноватый, но интерес.
- И дружок твой из той же породы, - жестко и убежденно сказал
Виталий.
- Слушай! - не выдержал вдруг Васька. - Чего тебе от меня надо?
- Дружбы. Если совесть твоя чиста. Если ты не предал... свою память.
Васька исподлобья взглянул на Виталия и прижал ладонь к шраму, хотя
щека не дергалась. В глазах мелькнула недоверчивая настороженность.
- Все равно, - вздохнув, сказал он, словно освобождаясь от какого-то
груза, - дружбы у нас не получится, - и усмехнулся. - Разного мы поля
ягодки.
- Совесть не позволяет?
- Совесть моя пока чиста.
Разговор затягивался. И оба не собирались его кончать. Виталий видел,
что Ваську начинают терзать сомнения, что разговор этот разбередил ему
душу. Но доверия, которого так жаждал Виталий, все-таки не было. И
напряжение в разговоре начинало спадать, это Виталий тоже чувствовал.
Может быть, зря он сказал насчет дружбы? Но это вырвалось бесконтрольно,