"Алесь Адамович. Последняя пастораль" - читать интересную книгу автора


И вновь бессонная ночь пришла, с мыслями о том, что сделано, с упреками
за то, что не исполнили. "Целовались мы - и без пользы; обнимались - лучше
не стало. Так, значит, лечь вместе - одно лишь лекарство от любви. Испробуем
и его: верно, в нем будет что-то посильней поцелуев".

Лонг, "Дафнис и Хлоя".


Hoгi падкасiлiся i мне, i ей,

Злiлiся вусны з вуснамi caмi сабой,
Полымем прыпалi грудзi да грудзей,
Змяшалiся мы з сонцамi, з кветкамi, з травой.

Янка Купала, "Яна i я"[11].


Она захотела пить, надо спуститься к криничке, это метрах в двухстах,
но там самые цветы, просто бушуют. В ладонях водички принести, что ли? А
почему бы и нет?
Да, ведь есть пластиковые мешочки, весь берег усеян ими, сморщенными,
замытыми песком. Чем шторм сильнее, тем больше медуз... Ну и что, мы вот
варим бульон из дождевиков в жестяной банке странной треугольной формы, есть
у нас и кусок жести, на котором поджариваем рыбу: как не быть, если здесь
рядом металлическая дверь...
Многое, очень многое не по старой логике. В ладонях буду носить
водичку, и не игры ради, а как бы потому что ни этих самых мешочков, ни
банок-склянок нет и в помине. И вообще ничего. Может быть, и нас... Стоп!
Иди-ка лучше по воду. Мы без одежды; наги потому, что душно, всегда душно.
Мне. И потому, что я вижу Ее, хочу видеть. Есть то, чего хочется, а если
чего не так потому, что и не надо, чтобы было.
В конце концов и с цветами то же самое: Ей кажется, что от них
непереносимая вонь, и я поступаю так, словно не цветы это и даже не грибы, а
вскрытое массовое захоронение. Потому и бегаю вниз-вверх, сама Она не может
спуститься к криничке - задохнется от липкой вони. Вода из ладоней, конечно,
выливается, но дело-то совсем в другом - в моем нелепом старании и
благодарно-ласковом взгляде, каким меня всякий раз встречают.
А снизу погляжу на свою хлопотунью, нет, не кухней, не мной занята -
завороженно смотрит на водопад, но я знаю, что Она туда, за водопад,
смотрит. Напившись еще раз из холодной шуршащей кринички (никак не могу
залить собственную жажду), бегу наверх: как все-таки повезло мне, что я
уберег глаза. Мне они оставлены, чтобы кто-то видел Ее. Мне, чтобы кто-то...
Пусть даже так, согласен. Главное, что я Ее вижу.
Нагота Ее бывает и иной, совсем, совсем другой: не
отстраненно-целомудренной, как вот сейчас, а резкой и бурной, когда уже и
кожа кажется, мешает стесняет, теснит. Сорвала бы, чтобы ближе, ближе, чтобы
дотянуться! До чего-то в самой себе, обидно ускользающего...
Первое Ее удивление от боли, даже слезы обиды - это не ушло
окончательно, остается, мешает. Все не приходит, не возникает то, что