"Георгий Адамович. Литературные беседы кн.1 ("Звено": 1923-1926)" - читать интересную книгу автора

Все эмигрантские критики почувствовали ее неправоту, и пусть не все
толком сумели сформулировать свои претензии, но отозвались вполне адекватно,
и шквал негодования, полученный Цветаевой в ответ на "Цветник", трудно не
признать закономерным. Справедливости ради надо сказать, что и сам Адамович
бывал по отношению к Цветаевой не прав, но не в данном случае. Здесь он
оказался на высоте, и его ответ Цветаевой на несправедливые нападки был в
высшей степени корректным, если сравнить с откликами на скандал других
эмигрантских критиков, то можно без преувеличения сказать: самым корректным
из всех.
Кроме того, Адамовичу, которого не только враги, но и лучший друг
Георгий Иванов подозревал в затаенной злобности, инцидент вовсе не помешал
впоследствии высоко оценивать творчество Цветаевой как в печати, так и в
частной переписке[31]. Ему случалось оказываться не правым, например, по
отношению к Есенину, и он не стеснялся признавать свою неправоту. Здесь
Адамович и позже остался при своем мнении.
Если собрать вместе все, написанное и сказанное Адамовичем о Цветаевой
и наоборот, то картина получится примерно такая же, что и в отношениях
Адамовича и Набокова. Свод отзывов Адамовича о Набокове полностью
опровергает бытующее мнение о том, что критик "не понял", "не оценил"
творчество Сирина и тем более, как принято было считать, подвергал его
планомерной травле.[32] Не менее интересны в их совокупности и его отзывы о
творчестве Цветаевой и не менее высока оценка, причем, как до, так и после
конфликта. Критик, всеми признаваемый капризным, умел быть исключительно
объективным, а в общей сумме оценок - поразительно точным.
Адамовичу обычно ставят в вину "недооценку" Цветаевой и Набокова. Если
уж на то пошло, то настоящей ошибкой может быть признана только оценка
Есенина, о Цветаевой же и о Набокове Адамович писал много, интересно и
хорошо. О такой критике в другое время остается только мечтать. Сравнивая
писания Адамовича обо всех троих, можно сказать, что, говоря о Есенине,
Адамович точно подмечал детали, но ошибался в основном выводе, говоря же о
Набокове и Цветаевой, наоборот, ошибался подчас в деталях, но в
окончательной оценке оказался удивительно прозорлив.
Отношение к критике самих критикуемых - это уже совсем другое дело,
причем не из области изящной словесности. Тут вступают в силу не
литературные достоинства авторов, а их человеческие слабости. Характеры же у
многих авторов далеко не ангельские, и когда они начинают демонстрировать
их, а не литературные способности, им на слово верить нельзя.
Напоследок приходится сказать банальную вещь: если критик, наделенный
вкусом, умом и собственным миропониманием, пишет о чем-то именно так, а не
иначе, значит, у него есть на то основания. Все это давно пора бы признать и
считать инцидент исчерпанным, заключив его справедливыми словами Юрия
Иваска, лучше других понимавшего суть конфликта: "Цветаева и Адамович
литературно враждовали, что было для них вполне естественно. Если бы они
неожиданно сблизились - Цветаева перестала бы быть Цветаевой, а Адамович
Адамовичем"[36]. Для молодого поколения эмигрантских писателей "Литературные
беседы" в буквальном смысле стали учебником вкуса.
Ю. Иваск видел главную заслугу Адамовича в том, что он "сумел создать
литературную атмосферу для зарубежной поэзии"[38].
Интересы Адамовича и впрямь были гораздо шире. Он следил не только за
эмигрантской словесностью, в круг его интересов входили вопросы религии и