"Георгий Адамович. Литературные беседы кн.1 ("Звено": 1923-1926)" - читать интересную книгу авторавпоследствии "Весов", начала борьбу за власть и влияние и вскоре вышла в
этой борьбе победительницей. Как всегда в искусстве, она была нетерпима. Ей казались отсталыми все, кто не сочувствовал ей. Надо быть справедливыми: основания к этому у "декадентов" были. Еще и теперь, читая брюсовские предисловия к его ранним сборникам или статьи и заметки Ив. Коневского, нельзя не поддаться очарования: действительно кажется, что это были коротко промелькнувшие годы каких-то безотчетных надежд, безотчетных предчувствий, действительно понимаешь головокружение и прерывистость дыхания у людей, вдруг заменивших традиции "общественности" и "борьбы за идеалы" перспективами всемирными и вечночеловеческими. И сочувствие это не уничтожается даже тем, что сейчас все позиции модернизма сданы, что мы знаем, как пусты оказались его выкрики и как бледно наследство. Есть какое-то величие в этом общем и неудержимом устремлении к "последним тайнам" на перегоне двух столетий, в перекличке далеких друг от друга голосов, как есть грандиозная поэзия в восхождении строителя Сольпеса на башню - лубочнейшем, в сущности, и грубейшем образе. На современников все это должно было действовать неотразимо. Я думаю, что брюсовское замечание "хотя и не символист" не столько отражало литературно-партийную узость, сколько недоумением перед равнодушием поэта к мерещившимся ему перспективам. Но прошла четверть века. Все стало прахом, что казалось небывалыми художественными открытиями, и только то уцелело и бессмертно, что - как "Сольпес" - согрето и спасено внутренним жаром как бы мотивирующим форму, всегда понятным и всегда заразительным. Формы же, выдуманные ради них самих, обломки чувства". Писать мы будем все-таки как Лев Толстой, а не как Леонид Андреев. Нельзя решить, сказалась ли в том, что Бунин остался в надменном и трезвом одиночестве среди разгула модернизма, его внутренняя сила или недостаток впечатлительности. Я опять повторю: не одни лишь слабые головы вскружило декадентство. Но теперь он может быть горд своей непоколебимостью. Его проза, даже среди самых "буйных" годов, ничего не потеряла в своей свежести. В ней нечему стареть. Его стихи, даже если помнить об их связи с Майковым и Голенищевым, с эпохой оскудения поэзии, все-таки лучше стихов почти всех его сверстников, именно благодаря отсутствию всяких "завоеваний"; они проще, суше, точнее, приятнее. * * * Бунин упрекает в близорукости критиков, нашедших в его даровании "что-то тургеневское, что-то чеховское". На Чехова он действительно похож мало. Тургенева же иногда напоминает более, чем какой-либо другой из наших писателей: есть "что-то тургеневское" в этом смешении помещика, любящего осеннюю охоту, самовар и беседы о земстве, с русским "эллинством", чуть-чуть брезгливым. От Тургенева же у Бунина и любовь к вещи, всегда стройная и ясная ее композиция. Мастерство художника есть не что иное, как умение сказать именно то, что хотел сказать, - то что представилось в спокойные часы обдумывания, а не случайно отвлекло в пылу работы. Проза Бунина - образец настоящего |
|
|