"Георгий Адамович. Письма Ирине Одоевцевой (1958-1965) " - читать интересную книгу автора

эмпиреи, я рад, хотя он и с супругой. Конечно, без супруги бы лучше. Пишите,
Madame, творите и живите, как Вам природа велела: т. е. радуясь и веселясь.
Это, м<ожет> б<ыть>, глупости, но не "на все 100%". Ибо что-то такое природа
Вам велела. До свидания. Желаю всего, что можно и, правда, de tout coeur
(или остатками coeur'a).
Ваш Г.А.


26

Nice 4,
av. Emilia
chez Мmе Heyligers
28 авг<уста> 1962
Ma chere petite Madame
Представьте себе, Ваше письмо меня огорчило. Хоть я и "великая сушь",
как сказал Жорж, глядя на мой барометр (что, кстати, не совсем верно: на 49%
верно, а на 51% - нет). Что это такое? "Моя ненужность - следовательно
бездарность", "позор погубленной жизни", "звезды, тоска"! Madame, "ни один
человек не достоин похвалы, всякий достоин жалости"[202] является чувство,
что все было не то и не так. Ибо "так", т. е. как надо, не бывает. Но Вам
эти звезды с тоской не годятся, да и не подходят. Правда, не портите себе
жизни, вспорхните и улыбнитесь. "Сами все знаем, молчи"[204] . Надеюсь, что
эта меланхолия прошла и Вы опять, как пташка с умом Наполеона. И не
огорчайтесь из-за каких-то Рафальских! Между прочим, я его статьи не читал,
т. к. мое "Н<овое> Р<усское> Слово" приходит на имя Кантора (по его
просьбе), а он сейчас где-то в Швейцарии и ничего не пересылает. Прегельша
(и Вы) пишете об "антисемитизме"
Ваш Г.А.


27

Radio Liberty
Russian Desk
Lilienthalstrasse 2
Munchen 19
16 мая 1963

Chere amie Madame
Пишу из Мюнхена, куда прибыл третьего дня. Холод, дождь и все прочее.
Ничего, посидим. Но я хочу Вам писать сейчас не об этом. А о Ваших делах и
Бахрахе.
Он был в отъезде, явился только сегодня утром, я с ним завтракал и
говорил о Вас.
Настроение его - неопределенное. "Да, конечно, pourquoi pas" и так
далее. Но энтузиазмом он никогда не отличался, et il faudrait le violer
[211] чтобы иметь результат.
Конкретно:
1) Делакруа [212]: решительно нет. Это область Вейдле [215] : о них уже