"Георгий Адамович. Литературные беседы кн.2 ("Звено": 1926-1928)" - читать интересную книгу автора

оказывается русским студентом-эмигрантом. Барыня дает ему на чай тысячу
франков. Носильщик охотно берет, но пишет тут же расписку: "Получил от г-жи
Зворыкиной для комитета такой-то партии 1000 фр.". Барыня таким оборотом
была озадачена.
Проходят годы. Наступает революция. Барыня разорена, муж ее украл ее
бриллианты и уехал за границу. Она продает лепешки на рынке, ее арестовывают
и вдруг перед ее восхищенным взором вырастает цюрихский носильщик, теперь
грозный комиссар, начинается любовь. Комиссар холоден, барыня страстна и
горяча. Он ее не понимает. Она его не понимает. Но все равно, барыня теперь
знает, что правда в революции.
Кончается роман обращением госпожи Зворыкиной к мужу. Комиссар ее не
ценит, пусть - "но к вам, и к таким, как вы, я не вернусь ни живая, ни
мертвая, ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра".
Мариэтта Шагинян предполагает, вероятно, что она написала крайне
революционное произведение. Все ее восторги - комиссару, все презрения -
контрреволюционеру-мужу ("он считает себя живым, как это принято среди
современной эмиграции"). Но нам кажется, что революция и реакция во всей
этой игривой истории решительно ни при чем. Все дело в том, что у товарища
Безменова "прекрасная, юношески-стройная фигура", румянец на всю щеку и
зубы, как у белки. Господин же Зворыкин дряхл и немощен, да вдобавок еще
жуликоват.


< А. Яковлев. - "Лучший звук" Ю.Терапиано>

1.

Об Александре Яковлеве мне уже приходилось говорить. Это, как и
П.Романов, один из тех писателей, которые в нашей литературе общеизвестны
задолго до революции, но держались на вторых ролях, пописывали в
провинциальных изданиях, изредка в столичных толстых журналах, ничем не
выделялись и ничьего внимания на себя не обращали. "Скромный, честный
труженик", "ценный работник на ниве печатного слова", "чуткий
бытописатель" - вот выражения, которые таким писателям обыкновенно
применялись. Подражали они то Горькому, то Бунину, иногда довольно удачно.
Но дальше подражаний не шли.
С революции положение изменилось. П. Романов - по праву или нет, вопрос
другой - один из первых по известности и распространению книг. А. Яковлев
слегка отстал от него, но тоже пробирается в передние литературные ряды, они
принадлежат к той бытовой, традиционно-натуралистической группе писателей
(сборники "Недра", "Никитинские субботники" и Др.), на которую недавно напал
Андрей Белый...
Яковлев в первые годы революции увлекся Пильняком и другими тогдашними
корифеями. По выпускаемому им теперь собранию сочинений интересно проследить
развитие его. Это тем легче, что Яковлев всюду проставляет даты. В 1919, 20
и приблизительно до 22 года Яковлев усиленно украшает свою прозу лирическими
отступлениями, оговорками, эффектными образами, всей вообще обязательной в
то время пильняко-серапионовской стилистической патокой. Его по весть
"Повольники" - вещь неудачная, но все-таки не совсем заурядная - этим
переполнена. Недоумеваю, как могло хоть на один лень это ко го-нибудь