"Георгий Адамович. Литературные заметки книга 1 (1928-1931)" - читать интересную книгу автора

человека беспокойство, это чувство, которому мы обязаны всем, что нам
известно: огнем, книгопечатанием, телеграфом...
Поверьте, друг мой, я знаю бесконечно больше вас, и мои знания
устойчивы, как храм, фундамент которого уходит глубоко в почву. То, чем
убеждают сейчас искателей правды из рабочих кружков, все эти амебы и
туфельки, палеозойские периоды и обезьяны, все это переведено в моем
представлении в сложнейшую и тончайшую гармонию... Но... поверьте, Родион.
Некоей сокровенной минутой, когда ясность моих мыслей достигает предельной
чистоты, я отвертываюсь в уголочек своей библиотеки... осеняю себя давно
осмеянным христианским крестом и твержу:
- Ничего не понимаю. Ничего не понимаю!
Это искренно сделано - и, конечно, искренность здесь авторская. Но это
примитивно по мысли, по обороту ее, - и просто-напросто неинтересно. Сотни
раз все это было в мире запечатлено словами, - и с неизмеримо большей силой
недоумения, с большим трагизмом. В современной России азы и прописи духовной
жизни человека сходят за дерзкое мудрствование. Повторять их - занятие
невинное, но бесплодное.
В заключение хотелось бы сделать короткую оговорку: отрицательное мое
отношение к "Братьям" вызвано отчасти тем, что к Федину принято предъявлять
большие требования. Окончательного высшего испытания он, на мой взгляд, не
выдерживает. Но, конечно, в рядовой текущей словесности его роман - книга
заметная и доказывающая, что в России не ослабела еще литературная культура.


ПОСЛЕ РОССИИ

(Новые стихи Марины Цветаевой)

Один из моих знакомых, поклонник Пушкина, классицизма и ясности "во что
бы то ни стало", спросил меня на днях с едва заметной улыбкой:
- Ну, как вам нравится новая книга Цветаевой?
Мне было трудно ответить на вопрос. Я чувствовал в нем по отношению к
цветаевским стихам неприязнь, иронию. Мне не хотелось эти чувства поощрять,
и в то же время в глубине души я их скорее разделял. Но у меня они исходили
никак уже не из желания охранять "наши славные заветы", - хотя бы в ущерб
жизни, как это часто бывает. Не отвечая, я перелистал протянутую мне книгу и
наудачу прочел вслух одно стихотворение. Рассказывают, что Лист, когда при
нем бранили Вагнера, садился к роялю и молча принимался наигрывать
"Тристана". Я это вспомнил.
Мне повезло. Стихотворение оказалось "Попыткой ревности" - прелестной,
своеобразной вещью.

Как живется вам - здоровится -
Можется? Поется - как?
С язвою бессмертной совести
Как справляетесь, бедняк...

И вот, прочтя эти стихи, я без колебания, без всякого сомнения ответил:
- Нравится... да, нравится.
Постараюсь объяснить, почему я так ответил, почему стихи Марины