"Элизабет Адлер. Опрометчивость" - читать интересную книгу автора

собственной вилле в Сен-Тропезе, густо-темными волосами и острыми
зеленоватыми глазами, не упускавшими ни одной мелочи, когда он изучал это
место, бывшее для нее одновременно и домом, и работой. Сколько ему лет,
хотела бы знать Парис. Но определить было трудно. Он был строен, но не
стройностью молодости, а, скорее, как человек, хорошо заботившийся о своей
внешности. Может быть, ему сорок, может быть, сорок пять, решила Парис,
вновь бросая ему благосклонную улыбку и приближаясь с подносом с напитками.
- Виски со льдом и содовая, синьор. Амадео Витрацци посмотрел на нее
оценивающим взглядом. Его радовали хорошенькие женщины, а нынешняя была
просто прелесть... но совершенно не в его вкусе. Он предпочитал несколько
более округлых, с формами попышнее, с более полной грудью, таких, какой была
Джина, когда он женился на ней. Джина, конечно, само совершенство, сочная,
почти толстая, молодая девушка-итальянка, но это было двадцать пять лет
назад. После рождения пяти детей Джина стала более чем толста, а сейчас уже
наметился внук. Первый. Амадео исполнилось сорок девять, и он несколько
нервничал, сознавая, что вплотную подошел к пятидесяти. Он улыбнулся Парис
улыбкой, выражавшей интимное доверие, когда потянулся за предложенным ему
стаканом. Он чувствовал себя неуютно рядом с этой молодой женщиной, даже
если она и несколько, на его вкус, худощава, но этот сексуальный улыбающийся
рот...
- Мне нравится твой дом, Парис. В нем есть шарм. - Он опять откинулся,
прислонившись к черному деревянному брусу, и оглядел комнату. Белые стены,
черные брусья, водопроводные трубы, пересекающиеся крест-накрест и покрытые
потрясающей изумрудной зеленью. Ничего ценного, если не считать старой
кровати. - Миленькое местечко, точно. - Он обвел комнату рукой, в которой
держал стакан.
Парис пожала плечами.
- Выбирала моя сестра. Она в этих вещах понимает. Я же знаток только
одежды.
Взгляды их встретились, и он уловил в ее голубых глазах напряженность в
сочетании с затаенной осторожностью. Она незаметно кусала губы, и Амадео
почувствовал во всем этом непонятную ему нервозность. Он удивился. Из-за
чего бы могла нервничать дочь Дженни Хавен?
Черная итальянская лампа, изогнутая над чертежным столом, развернута
была так, что высвечивала находившееся в тени пространство для работы, и
внимание Амадео автоматически переключилось на разбросанные там рисунки.
- Хочешь сейчас посмотреть мои работы? - Рука Парис легонько лежала в
его руке, и он снова улыбнулся ей в глаза.
- Почему же нет, cara?* Давай посмотрим, что там у тебя. - В его тоне
чувствовалось снисхождение, и Парис по голому деревянному полу быстро
подбежала к столу. Здесь обретался ее подлинный мир, место ее надежд и
мечтаний, полетов воображения и вдохновения, ее фантазий и замыслов. И,
конечно, стимул ее честолюбия. Парис знала, что она талантлива. Она знала
свои реальные возможности для настоящей, пусть и тяжелой работы. Она
бесконечно верила в себя. Все, что ей было сейчас необходимо - это чтобы
кто-то еще поверил в нее так же сильно, как она верила в себя.
______________
* Cara - дорогая (ит.).

Амадео почувствовал у себя на щеке ее легкое дыхание, когда они вместе