"Нил Аду. Старгородские Тайны " - читать интересную книгу автора

Скороспелов (насколько я успел понять за три дня знакомства, неплохой, в
общем-то, парень) получив не менее заумное задание, низко голову свою рыжую
над листом бересты склонил и быстро-быстро писалом заработал.
Я глядел на выводимые им загадочные значки и с завистью думал: "Ведь
есть же на белом свете люди, для которых все эти "тензоры" и "гипероны" не
являются тайной за семью печатями! Его-то наверняка примут в Академию. А
мне, горемычному, предстоит неблизкий и бесславный путь домой и задушевная
беседа с родным батюшкой. Уж он-то на радостях мне всю матрицу
оттранспонирует!
Между прочим, у себя в Беловодье я закончил бурсу с отличием и вовсе не
был такой уж дубиной стоеросовой, как некоторым могло из начала моего
рассказа представиться. Просто в наших краях к ведовству как-то проще
относятся. Раз ты волховать умеешь, то никого по-настоящему и не волнует,
как ты это делаешь, какие преобразования и формулы используешь. Даже если ты
вовсе без них обходишься - и то не беда. Лишь бы дело свое знал. И свои
отличные оценки я получал не за словечки заковыристые, а за искусство
чародейское, в коем мало кто из взрослых беловодских волхвов со мной
тягаться сможет. Да разве здесь, в стольном Старгороде это кому-нибудь
объяснишь! Только новых насмешек дождешься...
Одним словом, не дали мне свое мастерство показать. На первом же
экзамене зарубили под корень мечты родителя моего, Гордея Любимовича
Перечина о том, что станет его Емелька дипломированным чародеем.
Если кому невдомек, то слова эти иноземные - "академия, "профессор",
"экзамен", или тот же "диплом" - не к самой науке чародейной относятся, а к
тому, где и как ей обучаются. Сам знаю, что непонятно, но по-нашему,
по-лукоморски объяснить не могу, хоть убейте. У нас и слов-то таких нет,
чтоб обо всем том рассказать. Так ведь и сама наука - вещь для Лукоморья
новая. Коли позволят боги ей и дальше процветать, то и слова нужные
появятся.
Моему батюшке, к примеру, волховству обучаться не довелось. Лучшие
молодые годы его пришлись на долгую и кровавую войну в Упырьской земле. Там
он приобрел множество полезных знаний и навыков, так что у нас в Беловодье с
ним даже мечники посадника великокняжеского ссориться избегали. Вот только к
чародейству эти его умения отношения не имеют. Вернувшись домой после
подвигов ратных, Тимофей Кондратич женился и об учении больше не помышлял.
Хоть и стал он уважаемым в городе травником и костоправом, все равно считал,
что судьба ему не улыбнулась. А посему, сильно на мою удачу рассчитывал.
Стоит ли удивляться, что возвращаться домой, не солоно хлебавши, мне
было боязно. Как-нибудь отмыкаюсь год в Старгороде. Того же Севку за шиворот
ухвачу, всю душу из него вытряхну, но премудрость профессорскую освою и
вдругорядь попытаюсь в Академию поступить. А после того не зазорно будет и
на глаза батюшке своему показаться.
Опять же, очень не хотелось мне топать без малого пятьсот верст до
родной сторонушки по весенней распутице через Чернолесье, Гуляй-Поле, да
Железные Горы. Сюда-то, в Старгород я как добирался? Заговор нашептал, печь
порошком одолень-травы посыпал, живой водицей окропил и, не слезая с
лежанки, в путь-дорогу отправился. Так и ехал, на печи сидючи, пока дрова в
ней не кончились. То есть, дров я, конечно же, снова нарубил, а вот живой
воды раздобыть не удалось. А без нее, как вам, должно быть, известно, ни
одно волшебство не обходится. Дальше пришлось своим ходом добираться. Благо,