"Анатолий Афанасьев. Московский душегуб " - читать интересную книгу автора

Скоро сам поймешь, что я прав, а не ты. Еще одно скажу по секрету - не
хочу спешить. Оторванную тыкву на другой стебель не присадишь. Таких, как
ты, Кеша, больше на свете нету, но и Алешка в единственном числе уродился.
Поверь старику, не надувай щеки. Предоставь-ка лучше к завтра Таню
Француженку. Погляжу, кто такая.
Грум выгнулся снизу бледный, как после плача.
- К завтра не сумею. Послезавтра приведу.
- Чаек-то остыл? Пни-ка животину, пусть кипяточку принесет...


***

Утром Француженка чувствовала себя скверно и все пыталась вспомнить,
кто же мог ее сглазить. Пришла к выводу, что не иначе это был старенький
инвалид в метро, которому она сдуру подала милостыню. Непонятно, что на нее
накатило. Нищих в Москве с каждым днем становилось все больше, они торчали
повсюду, как ромашки в поле; привычный фон новой завидной жизни горожан, и
никто, кажется, а уж Таня тем более, не обращал на них внимания. Разве что
какой-нибудь особенный калека, похожий на выходца с того света, заставлял
прохожих брезгливо поджимать губы и сторониться, потому что многие
инстинктивно чувствовали, что нищета - такая же заразная болезнь, как
холера.
Бывали попрошайки совершенно экзотические, как бы сошедшие с
театральной сцены, вроде того молодого темноволосого трубача в подземном
переходе у Октябрьской, который, в блаженном экстазе закатив глаза, часами
выдувал из своего хилого инструмента пронзительную пародию на былой
государственный гимн. Или недавно влетела в вагон расхристанная цыганка с
черным, кривоногим, пузатеньким то ли карапузом, то ли вороненком; и этот
самый вороненок с масляными озорными глазенками начал теребить пассажиров
за коленки, требуя подачки. Одного солидного гражданина с министерским
портфелем в руках он таки вывел из себя, и тот отвесил ему подзатыльник,
отчего вороненок, хохоча и ухая, прокатился по всему проходу, пока не
ухватился коготками за поручень. Мама-цыганка тут же добавила ему науки и
на остановке вышвырнула дитятку из вагона.
Старичок, которому Таня подала милостыню, был без одной ноги, на
костылях и с ужасным двусторонним горбом впереди и сзади. Она бросила ему в
шапку пятисотенную и - не убереглась! - встретилась глазами с липким
взглядом, словно прикоснулась к издыхающему насекомому. Тут-то он ее и
достал. Из потухающего костерка чужой жизни пахнуло на нее горьким и
паленым. "Чтоб ты сдох поскорее!" - от души пожелала ему Таня, но было уже
поздно.
Чтобы перебороть сглаз, надо было помолиться, и она это сделала.
"Милостивый Боже, - попросила смиренно, - отпусти вины, вольные и
невольные, пощади и пожалей рабу твою Танечку, защити от страшного мира,
который гнет и ломает твою зеленую, цветущую веточку!"
Пока прибиралась в квартире и чистила перышки, горбатый злодей,
напустивший на нее морок, постепенно отодвинулся в эзотерическую даль.
Вскоре приехала массажистка Груня, дебелая бабища из Центра здоровья на
Варшавке. После сеанса Француженка угостила гостью супом из куриного пакета
и котлетами собственного приготовления. Подала ей белого вина, а сама