"Анатолий Афанасьев. На службе у олигарха" - читать интересную книгу автора

позволить себе ничего подобного. Уж тут кесарю кесарево. Умел он быть и
обольстительным, если хотел. Надо было видеть, какая слащавая гримаса
выплывает на его ушастую, с выпуклыми глазищами рожу, когда он вдруг решал
поухаживать за дамой или произвести впечатление на какого-нибудь упыря из
президентской администрации. Метаморфоза происходила поразительная. В
мгновение ока он перевоплощался в милого, немного застенчивого интеллигента
чеховского разлива. Остроумно шутил и - ей-богу! - чуть ли не вилял своим
могучим корявым туловищем.
Каждый день спрашивал, когда будет готов предварительный композиционный
план и макет будущей книги, но как раз с этим вышла заминка. Наилучшей
формой мне пока представлялась сборная солянка из его достаточно ярких
монологов, газетных и журнальных статей (тут выбор был огромный) и
комментариев, состоящих из воспоминаний близких ему людей (в идеале -
родителей и жён), видных политиков, деятелей культуры, бизнесменов и так
далее. Этакая рваная словесная ткань, соответствующая духу его многотрудной,
насыщенной событиями жизни. Но проблема была не столько в фабуле, сколько в
тональности. Я никак не мог услышать, уловить интонацию, общий звук, который
сцементирует разнородные куски. В этом не было ничего удивительного: для
писателя музыка текста, его стилистика, пластика абзацев, не вступающих в
противоречие друг с другом, и, главное, хотя бы минимальная самобытность
всего этого в целом всегда важнее содержания. Но как объяснить это
Оболдуеву? Я попробовал. Начал внушать, что спешить не стоит. Хорошая книга,
как вино, должна пройти несколько этапов предварительного брожения и
выдержки, иначе выйдет суррогат. Прокисшее пойло. Я увлёкся, углубился в
тему, употребил филологический контекст. Магнат слушал внимательно, не
перебивал, потом, когда я закончил, хмуро сказал:
- Ты, Витя, умный парень и, наверное, талантливый, но я плачу деньги не
за этапы брожения, а за конечный результат. И за сроки. Ты понял меня?
Я его понял, а он меня - нет. По-другому и быть не могло.
... В один из дней рано утром позвонил Гарий Наумович и сказал, что
через двадцать минут заедет, чтобы я был готов.
- Куда едем?
- Как куда? На переговоры, Виктор Николаевич.
Что-то в его тоне меня кольнуло, но я вспомнил Оболдуева. Чтобы постичь
его сложную сущность, я должен познакомиться поближе с его бизнесом. Там,
как у Кощея в яйце, прячется его душа. Я думал, это было сказано на ветер,
тем более прошло почти две недели, и никаких намёков, но оказалось, нет. Ещё
одно подтверждение, что такие люди, как Оболдуев, ничего не говорят попусту.
И ничего не забывают.
Встреча предполагалась в одном из филиалов "Голиафа", расположившемся в
двухэтажном особнячке в Сокольниках. По дороге, сидя в машине, я попытался
выяснить у юриста, что за переговоры и какая роль отведена мне. Гарий
Наумович дышал тяжело, задыхался, глаза у него почему-то слезились, как у
простуженного, и ничего вразумительного я не добился.
- Переговоры с чёрными братьями. Всё поймёте по ходу дела, Виктор
Николаевич.
- Через час меня ждёт хозяин.
- Уже не ждёт. Неужто вы думаете, я действую по собственному почину?
Кстати, как продвигается работа с книгой?
- Нормально, - ответил я. - Материал накапливается.