"Сухбат Афлатуни. Пенуэль (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Яков наклонился к подносу и погрузил лицо в разлитое вино. В глазах
защипало. Размокший хлеб прилип к подбородку.
...Услышав шаги, он поднял лицо. Капли зависали на волосатых щеках.
Слуга держал перед собой поднос с тремя окровавленными стрелами. На
конце одной стрелы висело, качаясь, глазное яблоко.
"Господин, я убил его, - сказал слуга. - Но он улетел".
"Улетел?" - спросил Яков, вытирая вино.
"Улетел. Вылетел из мертвого тела на крыльях и поминай, как звали".
"Странно. Птицы летают, они глупые... Но думаю, теперь он понял, как
меня огорчил".
"Да, - кивнул слуга, - теперь точно к нам не сунется".
Яков посмотрел на слугу и швырнул в него подносом с мясом и вином.
Ему хотелось побыть одному.

Часть II. Слепой адвокат

Мое пребывание в раю с пустыми бутылками подходило к концу: возвращался
брат. Я сонно собирал вещи, путая свои с чужими.
Я - яблоко, раздавленное бульдозером скуки.
Яблоко село на кровать и стало думать о Гуле.
Алиш не может жениться, потому что боится родителей. Я не могу
жениться, потому что боюсь детей. Родители не при чем, они даже не заметят.
Вылезут из спальни, послушают Мендельсона и обратно залезут.
В детстве они гнали нас с братом спать в восемь часов: режим! Голос
отца: "Сейчас ремень сниму"; хотя был уже в трусах. Откуда ремень, если
трусы? У него вообще не было ремня. Но мы с братом летели под одеяло, как
торпеды. Через две минуты заходила мама, проверяла рукой. Брат спал. Я
притворялся. "Ну что?" - слышал я сквозь влажное, надышенное одеяло. "Как
мертвые", - говорила мама и шла к отцу. А брат спал.
Сейчас у брата семья. Я сам слышал, как он обещает детям снять ремень.
Ремень у него есть. Позорный ремень из кожзама. Но дети все равно боятся и
исчезают.
Я учу узбекский язык.
Сижу на фоне убиенных растений, листаю школьный учебник. Натыкаюсь на
Ленина. У него умные раскосые глаза.
Думаю о Гуле.
Один раз я слышал, как она говорила во сне. На узбекском. Разведчик
выдал себя. Люди спят на родном языке. И видят кошмары на родном языке. И
все эти порнографические фильмы, которые крутятся в ночных мозгах. Все на
родном языке.
А я молчу во сне. Мой родной язык - тишина.
"Бу киши - ишчи. Этот человек - рабочий".
Закрываю учебник и повторяю несколько раз.
Бу киши - ишчи.
Бу киши - ишчи.
Бу киши - ишчи.
Когда я звоню, она поднимает трубку. Молчим. "Гуля", - говорю я.
Короткие гудки.
Бу киши - ишчи.
Рабочий в учебнике, жирный черный контур, сжимает гаечный ключ. Рядом