"Эмиль Ажар. Псевдо" - читать интересную книгу автора

что пресмыкающиеся всегда получают первыми, за внешний вид. Я не смог
поехать, потому что тогда же в Копенгагене меня посадили в кутузку. Выражаю
благодарность организаторам.
Оболью презрением и не буду цитировать тот откровенно антисемитский
раздел моего досье, в котором говорится, что я еврей. И все же хотелось бы
понять, связано ли чувство собственного недостоинства и вины с тем фактом,
что я еврей, а значит, не распинал Христа, в чем меня неоднократно упрекали
антисемиты. Может, я стал удавом в попытке уклониться от своего еврейства?
Доктор Христиансен говорит, что лучше этого всего не касаться.
Он не против мастурбации. Диалектика, умственная активность и
интеллектуальное удовлетворение в небольших дозах вреда не принесут и даже
полезны, но две тысячи лет рукосуйства - это слишком. Он напомнил, что
теперь есть негры, арабы, китайцы, коммунисты, так что евреи не являются
исключительным поводом дергать себя за разные места.
Тогда я спросил у милейшего доктора, не потому ли мне пришлось стать
удавом, что евреев уже две тысячи лет разводят в качестве мытарей и
кровопийц, и он ответил, что это вполне возможно, что ради литературы я
способен на все, и в том числе на самого себя.
Я вспомнил о Тонтон-Макуте. Он известный писатель и всегда умел сделать
на ужасе и страданиях хорошенький литературный капитал.
Я снова стал писать книги.
Как видите, положение безвыходное. Я окружен со всех сторон и ощущаю
принадлежность.
Есть у меня в больнице один коллега, который расшифровал иероглифы
одного египетского диалекта доколумбового периода, и когда он стал думать и
говорить на этом совершенно несуразном, неведомом и бесхозном языке, то
оставил некоторые иероглифы нерасшифрованными, чтоб оставалась надежда. Их
смысл неясен, и, значит, они могут скрывать в себе что-то подлинное, отгадку
и ответ. Вот счастливый человек. Он думает, что нашел совершенно нетронутую
вещь.


***

В этом документе я не соблюдаю хронологию, порядок и правила:
достаточно я прочел детективов, чтобы знать, что порядок ведет за собой
полицию, и не для того я прячусь тут, в копенгагенской клинике доктора
Христиансена, сами понимаете.
Я недостаточно плохо знаю датский язык. Когда начальство выпускает меня
погулять, датчане говорят мне об Аргентине, Чили и Северной Ирландии, и вид
у них осуждающий. Прохожие бормочут мне по-датски жуткие вещи, которые они
обо мне узнали.
Вы спросите, как я понимаю, что говорят на совершенно неизвестном мне
языке.
Не смешите меня.
Я прирожденный лингвист. Даже молчание я слышу и понимаю. Это особенно
страшный язык, и понять его легче всего. Забытые и заброшенные живые языки,
на которых никто не говорит, - эти просто вопиют, чтобы их поняли.
Существует еще огромная проблема дыхания.
В первый раз меня изолировали, когда окружающие заметили, что я тысячи