"Эмиль Ажар. Псевдо" - читать интересную книгу автора

антисемитизма, как писали те, кто неспособен отличить расизм и антисемитизм,
потому что это их естественная воздушная среда обитания, а чем дышишь, то не
нюхаешь. Мохамед, которого для франкозвучия зовут Момо, стоял рядом с евреем
по имени Христос, уполномоченным по любви и спасению человечества нарочно
для преследования евреев, потому что христианскую цивилизацию изобрел еврей,
и христиане не могут простить этого евреям, потому что это их ко многому
обязывает. Доказано же клиническими испытаниями, что христиане ненавидят
евреев за то, что те сделали их христианами - с вытекающими отсюда
обязанностями, соблюдать которые лень.
Момо стоял рядом с первым избранным евреем, оба смотрели на угасающую
надежду, которая, как полагается, должна была обжечь им пальцы, но только на
этот раз горела почему-то дольше обычной спички, ведь за нее болели двое, и
для морального духа нашей команды так было лучше.
- Как считаешь, обожжет он себе пальцы? - спросил Момо, глядя на
спичку.
- Нет, - сказал Христос с сильным русско-еврейским акцентом, хотя в
Россию он не заглядывал с тех пор, как там появились психиатрические
клиники. - Думаю, нет. Эта спичка не обожжет ему пальцы.
- Думаешь, погаснет раньше?
Еврей подергал себя за рыжую бороденку. Для пущего антисемитизма у него
еще был горбатый нос.
- Ничего. Возьмет другую.
- Да та, которую он сейчас держит, - она-то его обожжет или нет? -
спросил Момо.
- Она обожжет ему пальцы, только если погаснет раньше, - сказал
Христос - он знал толк в надежде и в цивилизации и, кроме того, всегда
держал про запас философию Талмуда.
- - И потом, свечка горит, а пламя не растет.
Тут он засмеялся, потому что вспомнил, что евреев всегда обвиняли в
ростовщичестве.
- А я думаю, что эта спичка сначала обожжет ему пальцы, а потом
погаснет, - сказал Момо с логикой ребенка, который никогда не отстанет. - На
что спорим?
- Нет, - сказал Христос твердо, потому что он был слабый человек и, как
мог, сопротивлялся. - Я никогда не спорю. Вера не позволяет.
- Проиграть боишься, - сказал Момо, который был мусульманином, а в этом
смысле христианином, буддистом и евреем.
- Плевать мне, проиграю или нет, - сказал Христос, с бельвильским
акцентом, поскольку посещал Бельвиль из любви к бедности. - Я всегда
проигрывал. Я рожден для проигрыша. Люблю проигрывать, всегда проигрываю, и
в этом моя сила. Я слабый человек, вот почему я еще держусь. Чем больше я
теряю, тем больше они дергаются. Я точу их изнутри, подтачиваю своей
слабостью, У них от этого непрохождение совести. Не суй руки куда не надо,
Момо, глупая это привычка, а то потом не знаешь, в чем ты виноват. Конечно,
я проиграю - и что? После моей первой крупной неудачи обо мне две тысячи лет
все говорят и никак не наговорятся.
Я не сводил глаз со спички. Я дрожал и обливался холодным потом.
Реальность - самая страшная из галлюцинаций.
- А на что ты там спорил? - спросил Христос.
- На ножик, - быстро предложил Момо. - Спорю, потухнет до того, как он