"Эмиль Ажар. Псевдо" - читать интересную книгу автора

человеком антиобщественным, не приспособленным к жизни или больным. Могу
сказать вам больше: вокруг симуляция жизни в абсолютном псевдомире, только
вы решите, что у меня недостаточно зрелый ум.
"Сирота, с детства испытывает ненависть к одному дальнему родственнику:
ярко выраженный поиск Отца".
Тонтон-Макут сволочь, но не обязательно мой отец. Я от него этого и не
требовал, я только надеялся, изредка, от отчаяния. Не я, а мои исследователи
стали намекать после выхода в свет моей книги "Вся жизнь впереди", что мой
настоящий автор - он.
"Расшнуровывая ботинки, делает мертвые узлы, затем рвет их или режет в
попытке освободиться. Перенос на шнурки психологических узлов, которые он
пытается развязать и только приумножает".
Насчет шнурков правда, а все остальное - фигня.
Верно также и то, что у меня проблемы с кожей, она не моя: я получил ее
в наследство. Я был в нее завернут генетическим путем, аккуратно,
предумышленно - и: подсудимый, встаньте, особенно ночью, когда уровень
сахара у меня в крови вроде бы достигает нижней отметки и внутри все воет от
ужаса.
Понятия не имею, когда впервые появились "клинические признаки"
принадлежности, или, как они говорят, "симптомы". Не помню уже, о какой
точно бойне тогда шла речь, но вдруг я почувствовал, что на меня со всех
сторон показывают пальцем, что я в жутком поле зрения. Вот он, хватайте. Я
вдруг глобализовался, и ответственность моя вышла из границ. Потому-то
психиатры и решили, что я за свои действия не отвечаю. Едва вы начинаете
ощущать себя преследователем всех и каждого, как вам тут же ставят диагноз
"мания преследования".
Я все перепробовал, чтобы сбежать от себя. Я даже стал учить суахили,
потому что это все-таки не должно было быть мне близко, а даже очень
неблизко, Я учился, мучился, а в итоге - ничего, потому что даже на суахили
я понимал себя и чувствовал принадлежность.
Тогда я попробовал угро-финскую группу. Я был уверен, что в
департаменте Кагор уж точно не наткнусь на угро-финна и не окажусь опять
лицом к лицу с собой. Но в безопасности я себя не чувствовал. Я опасался,
что двуногие, владеющие угро-финским, могут случиться и в департаменте Лот.
А раз уж, кроме нас, никто этот язык понимать не будет, то мы рискуем
расчувствоваться, раскрыть друг другу объятья и заговорить откровенно.
Наговорим друг Другу с три короба с поличными, придется грабить почтовый
дилижанс, потому что он тутсовсем ни при чем и такой шанс упускать нельзя.
Не желаю никаких связей с контекстом.
И все равно я ищу человека, который меня не поймет, и я его не пойму,
потому что мне до жути необходимо братство.


***

В первые у меня были галлюцинации в возрасте шестнадцати лет. Я вдруг
увидел себя среди ревущих волн реальности, и реальность наступала на меня со
всех сторон. Я был очень молод, ничего не знал о психиатрии, и когда видел
на экране телевизора Вьетнам, подыхающих с голоду африканских детей с
надутыми смертью животами, трупы солдат, которые выпрыгивали прямо на