"В.А.Аграновский. Ради единого слова (Журналист о журналистике)" - читать интересную книгу автора

насколько точно изложу событие, - работал во фронтовой газете. И вот
однажды, вернувшись измученный и усталый с передовой, он написал в номер
маленькую информацию и лег спать. Заметка была примерно такая: "В ночном бою
за высоту у деревни А. рота под командованием старшего лейтенанта М.
уничтожила около батальона фашистов, столько-то боевой техники и захватила в
плен столько-то вражеских солдат. В сражении отличились..." и т. д. Вскоре
уснувшего корреспондента разбудил редактор газеты и сказал: "Умоляю тебя,
соберись с силами и быстренько сделай из информации очерк, у нас давно не
было очерка!" Повертев в руках уже отпечатанный на машинке текст, молодой
журналист почесал затылок, подумал, потом от руки дописал несколько слов и
вновь, укрывшись шинелью, лег спать, уверенный в том, что дел сделано.
Редактор потрясенно читал: "Тихо мела поземка... В бою за высоту у деревни
А. рота под командованием старшего лейтенанта М. уничтожила..." С тех пор в
этой фронтовой газете, а с ее легкой руки и во многих других слово "очерк"
было изъято из лексикона. Когда корреспонденты отправлялись на задание, они
спрашивали редакторов: "С "поземкой" писать или без "поземки"?" -
"Репортаж!" - заказывали реакторы. "А, может, лучше "с поземкой"? - стало
быть, очерк.
Так вот, с "поземкой" писать нельзя. Всегда было стыдно это делать,
стыдно и сегодня, а если простимо, то, как говорится, только по молодости
лет. К сожалению, еще не все газетчики это понимают. Публицисты в кавычках
"выкамаривают пейзажи и петушатся стандартной патетикой"14, - писал Б. Н.
Агапов, имея в виду тех, кто заменяет или скрывает свое безмыслие
кр-р-расотами стиля и всевозможными "поземками". Меж тем, как остроумно
заметил еще в 30-х годах А. Диковский, проблема распределения сапог в
третьем квартале не нуждается в раскраске, - стало быть, оружием журналиста
является цифра, довод и мысль, что, разумеется, не исключает, а скорее
предполагает пользование "работающим" пейзажем, ярко выписанным портретом,
но при этом непременно с ведением читателя путем своих мыслей. В дневнике Л.
Н. Толстого есть такие слова: "Художник для того, чтобы действовать на
других, должен быть ищущим, чтобы его произведение было исканием. Если он
все нашел и все знает и учит, или нарочно потешает, он не действует. Только
если он ищет, зритель, читатель сливается с ним в поисках"15. Вот так мы и
вернулись "на круги своя": к выводу, что без мысли мы - пусты.
Как стать профессионалом. Говорят, Ю. Олеша, посмотрев однажды на
шпроты во вскрытой банке, сказал: "Хор Пятницкого!" В чем секрет подобного
"видения"? Каков его механизм? Для ответа на этот вопрос не надо ломать
голову: тайна авторского видения и восприятия мира лежит в наличии или
отсутствии таланта. Не берусь перечислять составные журналистского
дарования, но две способности, без которых, мне кажется, действительно не
может обойтись газетчик-профессионал, назову.
Прежде всего умение удивляться, без которого нет прелестной "детской
непосредственности", нет радости общения с людьми и жизнью, нет желания
остаться наедине с собой, то есть желания думать, нет потребности расширить
собственный духовный мир. К сожалению, способность удивляться с годами
утрачивается. "Дети - поэты, дети - философы, утверждает Я. Корчак. А потом?
Куда это уходит? Почему умирает? "Почему, когда маленькие становятся
большими, поэты и философы редкость?" - спрашивает писатель Е. Богат, а
затем констатирует: - "Для меня это один из самых глубоких и трагических
вопросов жизни..."16