"Михаил Ахманов. Среда обитания " - читать интересную книгу автора

сосны, ясный тихий вечер. Последнее, что видится ему, - лицо жены в
слезах...
Тихий щелчок. Он пробудился и сел, прислушиваясь к мелодии, еще
дрожавшей и струившейся в темноте. Потом резко ударил ладонью по
голопроектору-фонтану.
- Сонная музыка... Черт! Врагу таких снов не пожелаешь!
Вчера он не мог уснуть. Мозг не хотел отключаться, прокручивал снова и
снова ленту памяти - мелькали лица Африки, Охотника Крита, Мадейры,
кабачок, где он пил и ел, другое заведение - то, в котором собирались
местные поэты, маячила рожа Парагвая с разинутым ртом, струились и текли
огни по каменным стенам Тоннеля, слышался громоподобный голос: "Локальный
конфликт! Очистить зону!" Эти картины перебивались словами, фразами,
речами - в основном то, что говорил Мадейра и что сейчас всплывало в
голове, требовало новых объяснений или как минимум анализа и приведения в
порядок. Такая уж натура, что поделать! Он никогда не мирился с
растрепанными мыслями.
Эри вложила клип в проектор и промолвила: "Закрой глаза, слушай, и
уснешь". Действительно, уснул! Странные гипнотические звуки расслабляли,
успокаивали, словно вычерпывая до дна колодец тревог и сомнений. Он не
знал, как это получается. Он плохо разбирался в магии звуков - в той,
прежней жизни музыка и пение не относились к числу любимых им искусств.
Балет нравился ему больше оперы, гармония танца чаровала сильней, чем
созвучие голосов.
Сколько он спал? Наверное, четыре или пять часов - стволы за
хрустальной границей окна уже разгорались призрачным светом. Утро? Нет,
такого понятия здесь не было; не утро - начало второй четверти. Сутки в
подземном мире делились на четыре части, и первая, от нуля до шести часов,
соотносилась с ночью. Вторая, от шести до полудня, была рабочим временем -
хотя, как он уже знал, в ряде промзон трудились непрерывно, шестичасовыми
сменами. Отсчета месяцев и недель не велось, то и другое заменяли
пятидневки, семьдесят три в году. Вполне логичная система для подземных
жителей, думал он, стараясь забыть о своих сновидениях. Но лицо жены
по-прежнему стояло перед глазами.
Он поднялся, принял душ, высох под струйками теплого воздуха, надел
какой-то балахон, висевший в шкафу, побродил по комнате. Подпрыгнул пару
раз, пробормотал:
- Знакомый допинг... Откуда вдруг желание летать? "Шамановка"... А что
такое "шамановка"? И этот... как его... "стук-бряк"? Лекарь Арташат еще
говорил о "веселухе", "отпаде" и "разряднике"... Надо спросить у Эри. Или у
лекаря?
Подойдя к терминалу, он задумчиво уставился на рукояти и врезанный в
пол металлический диск. Вчерашние мысли вернулись к нему; он снова
прокручивал в голове беседу с Мадейрой и размышлял одновременно о множестве
вещей: о социальном устройстве общества, в котором очутился, о конце
прогресса и тайне неиссякаемых Хранилищ, о чудесах генетики, которая
породила странных тварей вроде одалисок и гигантских джайнтов, о целях и
трудах блюбразеров и о том, что рано или поздно захочет выйти на
Поверхность. Это желание крепло в его сознании, приобретая по мере раздумий
все больше реальных черт: как-никак он нашел компаньона, с которым можно
было бы пуститься в эту авантюру. Такие люди, как Мадейра, ему встречались,