"Михаил Ахманов. Среда обитания " - читать интересную книгу автора

выходным он никогда в Москву не ездит. Скорее, пятница. Отлежал вчера под
искусственной почкой, взбодрился и поехал... Вот только какого черта
понесло в Москву?..
Пол под ногами почти неощутимо дрогнул. Он открыл глаза и уставился на
прическу сидевшей впереди женщины. Похоже, способность удивляться ожила: он
осознал, что видеть этакое произведение куаферного искусства ему еще не
доводилось. Фиолетовое, синее, зеленое... все лежит волосок к волоску,
волны-локоны неподвижны, и в то же время мнится, будто они стекают один за
другим к плечам и шее. "К пляжу, - подумал он. - Для полной гармонии спина
должна быть обнаженной, загорелой, золотистой..."
Что-то щелкнуло, и несколько секций стены беззвучно и плавно
сдвинулись в сторону. Женщина встала. Она была высокой, гибкой, в легком
полупрозрачном платье, но не золотистом, а переливающемся всеми оттенками
весенней зелени. Судя по быстрым движениям и экстравагантному наряду, не
дама в летах, а молодая девушка... А если взглянуть на лицо?.. Но ее лица,
скрытого маской, он не увидел.
Маска? Что за нелепость - маска! Он не успел изумиться, как женщина
шагнула в распахнувшийся проем и затерялась в толпе пассажиров.
Человек, сидевший у противоположной стены - тот самый, в желто-алом
одеянии, - тоже покинул кресло и выскользнул из вагона. Ткань, обтянувшая
его тело, была очень тонкой, не скрывавшей игры мышц и очертаний фигуры -
широкие плечи, мощная мускулистая спина, узкие бедра. Больше ничего
разглядеть не удалось - парень тоже двигался с завидной быстротой.
Как, впрочем, и остальные пассажиры. Их небольшая толпа растаяла, пока
он дивился на женщину в маске и желто-алого мужчину. Он продолжал сидеть у
раскрывшейся стены, с удивлением и страхом обозревая то, что, вероятно,
являлось перроном: бесконечную ровную серую поверхность со стеклянистым
блеском, такие же колонны, уходившие в необозримую высь, и широкие
цилиндрические желоба - ближайший был пуст, а в следующем лежало нечто
серебристое, сверкающее, похожее на гигантский, тщательно заточенный
карандаш. Все чужое, незнакомое и потому жутковатое. Ни бетонных дорожек
под металлической кровлей, ни зеленых вагонов, ни табло, ни ларьков и
привычных стен Московского вокзала...
Слабость постепенно отступала, но он, не в силах шевельнуться, все еще
пребывал в оцепенении. Мысли его смешались, туман в голове сгустился и
грозил сделаться совсем непроницаемым; ему казалось, будто он спит или
сходит с ума. Опустив глаза, чтобы не видеть огромного пугающего
пространства, он стал разглядывать свои руки и колени, смутно сознавая, что
с ними что-то не в порядке. Более точные, конкретные умозаключения были ему
недоступны - мелькали лишь обрывки фраз, нелепых и неуместных, и столь же
нелепое желание закрыть глаза, потом открыть их и проснуться. Вокзал...
здесь должен быть вокзал! Рельсы и поезда между бетонными платформами,
оштукатуренные каменные стены, стеклянные двери, лотки с мороженым и
лимонадом, носильщики с тележками, люди с вещами... Много людей, сотни,
тысячи! Прямо сразу за платформами - главный зал, длинный, высокий и
просторный, за ним - зал поменьше, с выходом на площадь Восстания...
Слева - вход в метро, вертушки-автоматы для жетонов, эскалаторы... Десять
минут до Технологического, пересадка, двадцать минут до Купчино... Сумку бы
только не забыть, сумку с лекарствами, едой и, вероятно, деньгами... Где
она, эта чертова сумка?