"Михаил Ахманов. Ливиец" - читать интересную книгу автора

историческое знание субъективно по своей природе, так как преломляется
сквозь восприятие очевидцев, затем - составителей летописей и их эпигонов. Я
очевидец, летописец и комментатор в одном лице, но я описываю свою жизнь.
Стоит ли упрекать, меня за некоторую скрытность и пристрастность?
Не шевельнув ногой, я поплыл над полом мимо камина и кресел к той
двери, что в реальном мире ведет в мою спальню. Она послушно распахнулась.
Дань условности! Я мог попасть сюда, провалившись вниз, протаранив стену или
потолок, пройдя сквозь Туманные Окна или щель рециклера.

Здесь жаркое солнце клонилось к закату, но небо, утесы и почва еще
дышали зноем. Позади, на западе и юге, лежал Синай, Страна Син, Земля Луны и
Бирюзы, как называли ее в благословенном Кемте - Синай, марш длиною в двести
с лишним километров среди бесплодных скал и гор, что плавились днем под
лучами светила, а ночью пугали непривычным холодом. Впереди, на севере, в
двух днях пути, раскинулось море Уаджур*, Великая Зелень, и там, на
побережье, стояли великие города - Газа и Аскалон, Сидон и Тир, Библ и
Арвад. Там была Страна Джахи - Палестина, а дальше - Страна Хару, Сирия. За
горными хребтами, что громоздились на востоке, начиналась Страна Бехан,
Аравийская пустыня, и прошедший ее попадал к двум рекам, не таким огромным,
как священный Хапи, но тоже полноводным и большим. Реки казались странными -
текли, в отличие от Нила, не к северу, а на юг, и по этой причине звались
Перевернутой Водой. Восточнее них простиралась неизвестность, но не было
сомнений, что мир огромен и чудесен.

Глубоко втянув сухой, пахнувший дымом и травами воздух, я улыбнулся и
запечатал дверь, ведущую к моим воспоминаниям.

04

Жаркое солнце клонилось к закату, но небо и земля еще дышали зноем.
Зной наплывал от утесов Синая, остроконечных и рваных, словно гигантские
куски щебенки, раздробленной молотами богов и поставленной торчком. К северу
от этого жаркого каменного лабиринта пейзаж был более приятным: здесь
простиралась холмистая долина с рощами пальм и оливковых деревьев, текли
неглубокие речки, виднелись хижины десятка деревень, нанизанных на узкую
пыльную дорогу, а в самом конце ее - стены и башни Шарухена, последней
гиксосской твердыни в этих краях. Вероятно, крестьян с чадами и домочадцами
согнали в город - деревни были пусты, и лишь кое-где бродили забытые тощие
козы, оглашая окрестность жалобным блеянием. Но гулять им оставалось
недолго - не успеет отгореть закат, как все они очутятся на вертелах и в
котлах нашего воинства.

Египетская армия числом двенадцать с половиной тысяч воинов
разворачивалась вдоль линии скал, по обе стороны от полотняного царского
шатра. Слева - трехтысячные корпуса Амона* и Гора*, справа - более
многочисленный корпус Сохмет, колесничие и наемники, светлокожие ливийцы и
черные жители страны Куш. Лазутчики, посланные на север, уже обошли вокруг
города, продвинулись на пару километров дальше и вернулись, осмотрев
территорию. Остальное войско готовилось к ночлегу: тут и там солдаты втыкали
копья в землю, прислоняли к ним плетеные щиты, сгружали с повозок корзины с