"Михаил Ахманов. Заклинатель джиннов " - читать интересную книгу автора

Беркли или Йель, однако - самый древний...
И потому его берегут как зеницу ока, и учиться в нем почетно. Ведь в
Штатах так мало старины! Собственно, держава эта моложе Петербурга, а
Питер - всего лишь подросток среди древнейших русских городов. Как всегда, я
увлекся. Воспоминания, фантазии, мысли, сравнения... Ими жив и тверд
человек, ими и своей семьей. Но семьи у меня нет, и потому я часто вспоминаю
и размышляю.
Теперь, если обогнуть здание Двенадцати коллегий, пройти тридцать
метров по длинному университетскому двору и свернуть направо, мы попадем в
НИИК. Небольшой особнячок, три этажа с мансардой, шесть окон по фасаду,
первый этаж - коричневый, выше - желтое с пятью белыми накладными колоннами.
Внизу - ни охраны, ни проходной; хочешь - ходи на работу, хочешь - не ходи.
Я все-таки ходил. Временами.
Собственно, мое присутствие было необходимым лишь по вторникам, а в
остальные дни я мог вкушать прелести свободного расписания. Первый и третий
вторник у нас кафедральные семинары в Петергофе, второй и четвертый -
семинары лаборатории, в уютном актовом зальчике НИИКа. Кафедральные семинары
я не любил; там собирались преподаватели в годах, а среди них - профессор
Оболенский, зам Вил Абрамыча по кафедре. Последнее время он поглядывал на
меня испытующе, ревниво, словно принюхиваясь к сопернику. Все-таки Эбнер
старел, и вопрос, кто унаследует кафедру, являлся вполне актуальным.
Но сегодня была среда, а не вторник, так что мой визит в лабораторию
полагалось считать большим сюрпризом. Или компенсацией за вынужденный
вчерашний прогул. Сам я склонялся к первой точке зрения. Бездарность
Лажевича и всех его зоологических потуг оправдывала меня.
Я проскочил маленький институтский вестибюль, куда выходили двери
столовой и кабинетов программистов, поднялся на второй этаж (площадка
искусственного интеллекта), а потом - на третий. Тут уже начиналась наша
суверенная территория, и тут я наткнулся на Диму Басалаева - на Димыча, как
звали его в кругу друзей. Но Димыч мне не друг, а всего лишь приятель, и от
общения с ним я имею одно удовольствие, без всяких похмельных забот.
Впрочем, за прошлый день было выпито немного, и голова у меня оставалось
ясной.
Басалаев подпирал стену на лестничной площадке и дымил сигаретой. Это
его обычное времяпрепровождение: что-то подпирать, стену или шкаф, и чем-то
дымить. В последнем случае варианты были разнообразней - трубка, сигары,
сигареты, папиросы и даже самокрутки. Димыч курил все, что курится, кроме
марихуаны; на марихуану у него не хватало отваги. Он упорно добивался от
меня подробностей на этот счет, полагая, что за океаном наркотой торгуют на
каждом углу и в каждой подворотне. Я его не разочаровывал, но советовал не
размениваться по пустякам, а начинать прямо с героина.
- Ты где вчера пропадал? - осведомился Басалаев, щурясь сквозь облако
дыма. - Где тебя черти носили, голубь ты наш? Не прибыл на передовую...
Ай-яй-яй! Обчественность тебя не простит!
Сняв шапку, я задумчиво почесал в затылке.
- Геморрой со мной приключился. Или атония сфинктера.
- Такая мелочь? Ха! И по этой причине наш главный калибр кантовался в
тылу? - Он покачал головой, принял серьезный вид и спросил: - А если по
правде?
- Если по правде, - тут я с гордостью выпятил грудь, - перед тобой