"Михаил Ахманов. Ассирийские танки у врат Мемфиса" - читать интересную книгу автора

наверняка встречался, их среди наемников не меньше трети. А если встречался,
то знал: о пустыне с ливийцем не спорят. Так что, проглотив "сына осла" и
"бегемота", он с надеждой уставился на меня.
- А ты что скажешь, воевода?
- Я скажу, что нужно ждать. Мед - во рту терпеливого.
- Примешь ли в свою дружину?
- Приму, если обещаешь повиноваться.
Хайло собрался с мыслями, поднатужился и выдал традиционную клятву:
- Обещаю слушать твой зов, семер! Сукой буду и пусть без погребения
останусь, если лгу! - Затем, поднявшись, он добавил: - Буду слушать тебя как
отца родного. В том не сомневайся, воевода.
Он начал спускаться в карьер, к своей волокуше. На его плечах и
огромной спине бугрились мышцы, светлые волосы припорошила пыль. Глядя ему
вслед, я поинтересовался:
- За что сидит, лишенцы?
- Неподчинение офицеру, семер, - доложил Пуэмра. Сам-то он сидел за
богохульство, за то, что имя фараона всуе помянул. Серьезная статья!
- Значит, неподчинение... А конкретнее?
- Спор у них вышел, семер, то ли из-за бабы, то ли из-за пива, -
уточнил Нахт, переглянувшись с Пауахом. - После битвы при Кадеше.
Значит, три года в каменоломне, подумал я. Однако не сломался, не
отчаялся! Крепкий парень! Хотя сказано: под плетью и лев будет танцевать...
Грохнул барабан, завопили халдеи, засвистел бич проклятого Балуло.
Полуденный отдых закончился.


* * *

Когда ладья Ра встает над восточным краем земли, мы вылезаем из бараков
на построение. Семь бараков из камыша и восьмой, деревянный, для охранников,
стоят квадратом, а между ними - утоптанный плац. Триста двенадцать
потерявших честь выстраиваются в длинную шеренгу, Саанахт идет вдоль строя,
Бу, старший халдей, выкрикивает имена и какие за кем провинности. Саанахт
думает, определяет наказания, писец Сетна заносит их в папирус. Рука
Саанахта щедра: этому - тридцать ударов бичом, тому - двадцать, этого -
подвесить к столбу на солнцепеке, того - бить палкой и послать на чистку
нужников.
У входа в каждый барак - длинная лента пожелтевшего полотна с надписью.
Шесть сделаны иератическим письмом: "Закон фараона строг, но справедлив",
"Фараон дунет в Мемфисе, согнутся кедры в ливанских горах" - и остальное в
том же духе. Две надписи торжественные, и потому выполнены иероглифами. Одна
оповещает: "Слава великому фараону Джосеру Двадцать Первому, да живет он
вечно!"; другая гласит: "Жизнь, здоровье, сила пресветлому владыке,
наместнику Гора на земле!". Но больше всех мне нравится надпись при моем
бараке: "Благодари Амона, что не попал за Пятый порог". Я благодарю. Молча,
пока бьют и секут провинившихся. Для боевых офицеров и солдат - привилегия:
деревяшка в зубы, если хотят выказать мужество и не вопить. Остальные,
всякие жрецы, повара да интенданты, орут и кусают землю.
Солнечная ладья поднимается, и мы возносим хвалу великому богу
Амону-Ра, ликующему на небосклоне. Затем поем боевую песню, что укрепляет