"Михаил Ахманов. Массажист" - читать интересную книгу автора

времени; лишь в уголках раскосых глаз, над высокими скулами, веером
разбегались морщинки. Глаза были непроницаемо темны, они взирали на Глухова
с требовательным, строгим, почти суровым выражением, и этот пронзительный
взгляд едва не привел его в замешательство. Преодолевая барьер вдруг
уплотнившегося воздуха, он с усилием пошевелился, шагнул вперед и протянул
руку.
- Меня зовут Ян Глебович Глухов, подполковник УГРО. Могу ли я с вами
поговорить, Номгон Даганович?
Пожатие Тагарова было сильным, но осторожным; казалось, он опасается
раздавить гостю пальцы.
- Глухов, подполковник УГРО, остался там, - старец кивнул на дверь и
неожиданно улыбнулся. - Мы поговорим, сын мой, обязательно поговорим. Не
всякий день увидишь человека, который светится как факел в пещерной темноте.
Никаких следов акцента, автоматически отметил Глухов; правильный чистый
выговор, речь плавная, голос негромкий, спокойный. Потом до него дошел смысл
сказанного, и он с недоумением переспросил:
- Свечусь? Я - свечусь? Но почему?
- Разве сам не знаешь? - Крепкая маленькая ладонь подтолкнула его к
занавеске - к той, что справа. - Идем! Мы не цапли, чтобы беседовать стоя,
мы люди, и не слишком молодые... Хотя к тебе вернется молодость. Вернется,
если захочешь. Молодость и свежесть чувств... Знаешь, все ведь об этом
мечтают, да не все хотят. Одни родились стариками, другие боятся...
Молодость - как ураган, может поднять к небесам, а может и кости
переломать...
Он вел ошеломленного Глухова по коридору, циновки шуршали под ногами,
бледный свет сочился в узкие окна с одной стороны, а с другой открывались
маленькие комнатки-кельи без дверей, с топчанами, низенькими табуретами и
резными столиками. Большей частью пустые, но где-то Глухов увидел мужчин,
безмолвно передвигавших шахматные фигурки, где-то - парня, который читал
огромную книгу в деревянном переплете, а в самом конце - медитирующую
девушку; глаза ее были закрыты, руки сложены на коленях, и Глухову
показалось, что она не дышит.
Старец привел его в просторную келью, в двумя оконцами, но обставленную
так же скудно: топчан, накрытый голубым холщовым покрывалом, восьмиугольный
столик, жаровня, табурет. На полу - толстая циновка, поверх нее - шерстяной
коврик, рядом, на треножнике - гонг, подвешенный на толстом шелковом шнуре,
такой же, как у входа.
Повинуясь жесту хозяина, Глухов опустился на табурет. Хоть был он
низким, сидеть оказалось удобно - может быть, потому, что ростом Ян Глебович
тоже был невысок и ноги имел скорее короткие, чем длинные.
Пальцы Тагарова коснулись бронзовой пластины, негромкий протяжный звон
повис в воздухе, и не успел он стихнуть, как на пороге кельи возник все тот
же светловолосый парень, а вместе с ним - крохотные чашки, чайник и
тарелочки с какой-то странной снедью - желтоватыми шариками, похожими на
горох. Но тянуло от них сладковатым хлебным запахом.
Надо же, чай, печенье!.. - изумился Глухов. Выходит, приврал Абрамыч
насчет воды и каши... Или не приврал? Может, угощение - для гостя, а сам
хозяин чай не пьет?
Но Тагаров, опустившись на коврик, разлил по чашечкам зеленоватую
жидкость, отхлебнул, сощурился - отчего глаза превратились в узкие щелочки