"Михаил Ахманов. Массажист" - читать интересную книгу автора

сулить большие деньги, зато эффект был налицо: неведомым волшебным образом
мазь стимулировала кровоток, снимала ломоту в костях и боль от застарелых
ран. Но применять ее полагалось в точной и небольшой дозировке, ибо излишек
был не целителен, а вреден, особенно для пожилых людей.
Подцепив желтый пахучий бальзам кончиком ногтя, Баглай прошелся вдоль
позвоночника, растер поясницу и начал разминать черешинские шрамы. Юрий
Данилович закряхтел.
- Жжет, подлая... жжет, но боль проходит... - Он повернулся на бок,
подставляя пальцам массажиста колено и бедро. - А день и правда тяжелый...
тут ты, бойе, не ошибся... не всякий день по городам Европы бьют ракетами...
и бить еще будут... я не увижу, даст бог, а ты нахлебаешься, парень... ох,
нахлебаешься!..
От этих пророчеств под сердцем Баглая лег холодок, но руки не
останавливались, не дрожали, пальцы делали свое дело, не поддаваясь ни
страху, ни смятению.
Поколебавшись минуту, он спросил:
- Думаете, Юрий Данилыч, и по нам трахнут?
- Они не трахнут, нет... Сказал один умный человек: вот страна
посередине мира, нищая, голодная и злая, вооруженная до зубов, с отчаянным
народом, которому и терять-то нечего... Так вот, бойе, это мы, и все, кто
жил и живет хорошо, нас боятся... Может, не столько нас, как того, что мы
способны натворить... и потому не тронут, а будут откупаться... - Черешин
повернулся на другой бок и протяжно, по-стариковски вздохнул. - Но мы себя
сами тронем, бойе, сами... так сами себя оттрахаем, что мир ужаснется...
Может, до войны и не дойдет, а только всеобщее разгильдяйство - оно ведь
почище войны... Там сгорит, здесь взорвется... потом такое грохнет, в пять
Чернобылей, что пол-Европы встанет на дыбы... а другая половина ляжет... -
Черешин помолчал, снова вздохнул и добавил: - Жалко... и людей жалко, и
коллекцию... всю жизнь собирал... камни, они ведь перед людьми не
виноваты... у них ведь одно назначение - радость дарить...
Под эти вздохи и разговоры Баглай закончил массаж, спрятал баночку с
драгоценной мазью и стал собираться.
- Теперь когда? - спросил Черешин, сполз с диванчика и потянулся к
халату.
- Теперь - в воскресенье, Юрий Данилович. Дня три надо бы обождать. Или
хотя бы два.
- Сегодня у нас четверг... - Черешин, что-то припоминая, поднял глаза к
потолку. - Давай-ка, бойе, назначим на субботу. Занят я, понимаешь, в
воскресенье. Придет ко мне Пискунов из Горного, с тремя своими аспирантами,
опись начнут составлять. Не полную, конечно, такая хренотень за день не
делается, но хоть самое ценное перепишем, из маленькой комнаты... Случай-то
редкий, чтоб Пискунов до меня добрался, да еще с помощниками... никак нельзя
упускать... Так что давай в субботу. Годится?
- Годится, - сказал Баглай, невольно вздрогнув, когда зашел разговор об
описи. Опись ему была пострашней ракет и бомб, валившихся на сербов, но в то
же время он сразу успокоился, словно почувствовав в словах Черешина веление
судьбы.
Значит, суббота... День не хуже прочих, даже лучше... В ночь на
воскресенье город тих, безлюдны улицы, все отсыпаются; кто - после субботней
пьянки, кто - перед рабочим понедельником... Такие ночи Баглай любил. Можно