"Михаил Ахманов. Массажист" - читать интересную книгу автора

А вот если не лжет, то это уже интересное обстоятельство. Это уже криминал -
хищение крупной суммы плюс вероятность убийства...
Именно это Глухов и пытался установить, наблюдая за супругами. Его
подозрения насчет Орлова были очень неопределенны; если тот и замешан в
убийстве, Елена об этом ничего не знала. В иной ситуации, зачем ей писать
все эти жалобы и заявления? Может, она ненавидит мужа... Но ненависть скрыть
непросто, а Глухов ее не замечал. Наоборот, беседуя с ним, нервничая и
временами повышая голос, Елена косилась на мужа, будто в поисках поддержки,
и эти взгляды ее успокаивали: тон становился ровнее, таяли алые пятна на
щеках, и губы уже не кривились в раздражении. Орлов же больше молчал и
курил, лишь изредка кивая - как бы в знак того, что жена говорит за них
обоих, и все ею сказанное - правильно.
А сказано было немногое и, в общем, уже известное Глухову. Ни о
подругах Нины Артемьевны, как умерших, так и живых, ни о соседях, врачах и
электриках, ни, тем более, о генеральских сослуживцах у Орловой полезных
сведений не нашлось. Ее бытие протекало совсем в иной плоскости, связанной с
Ниной Артемьевной лишь ожиданием наследства да редкими визитами; возможно,
сама она была Елене дорога, но крохотный ее мирок и обитавшие в нем люди не
вызывали у Орловой интереса. Глухов еще не понял, чем это вызвано - душевной
ли черствостью или какой-то иной причиной, какой-то целью, затмившей
сострадание.
Но в том, что эта цель была, Ян Глебович не сомневался. Ее, быть может,
не скрывали, однако и не афишировали; не тайна, но семейный маленький
секрет, который можно обсуждать с друзьями, не предназначенный для
посторонних. Это ощущалось по многим деталям, не ускользнувшим от взгляда
Глухова: и в скрытой напряженности беседы, и в том, как молчал Орлов, как
хмурился и курил сигарету за сигаретой, как подрагивали пальцы его жены и
вспыхивали пятна на щеках, как временами срывался голос. Казалось, они
чувствовали себя виноватыми. Но отчего?
Сопровождаемый Антоном и Еленой, Глухов осмотрел квартиру - довольно
большую, трехкомнатную, убранную коврами, хрусталем, обставленную дорогой
венгерской мебелью, какая была в моде лет тридцать назад. Слишком просторное
жилище для одинокого человека... Странно, что генеральша Макштас не выбрала
что-нибудь поскромнее.
Он хмыкнул и, повернувшись к Елене, спросил:
- Нина Артемьевна справлялась с уборкой? Или кото-то нанимала?
- Нет. Мы помогали... раз в три-четыре месяца. - Бросив взгляд на мужа,
Елена пояснила: - Мы говорили ей, что эта квартира слишком велика, а она
смеялась - вам больше останется, у вас жених с невестой подрастают. Но на
самом деле... На самом деле, когда Нина Артемьевна переезжала, ей не
хотелось ничего терять. Вся эта обстановка, люстры, посуда и гарнитуры, все
это - память о Юрии Петровиче... даже не столько о нем, сколько о прожитой
жизни... Да и мебель хорошая, как теперь такую купишь? А продавать за
бесценок... Ну, вы понимаете...
Она махнула рукой.
- Понимаю, - сказал Глухов, рассматривая сервант, набитый хрусталем,
фарфоровыми сервизами, какими-то статуэтками, шкатулками, ларчиками и
ларцами. Выше, осколком минувшего и позабытого, висела фотография:
генерал-лейтенант Макштас, в парадной форме, при регалиях, и Нина
Артемьевна - еще не старая, лет, вероятно, пятидесяти; она склонила голову