"Михаил Ахманов. Массажист" - читать интересную книгу автора

чем те, что предлагали девушки Ядвиги.
Он не хотел отдавать его Мосолову. Не хотел, но губы шевельнулись сами,
и он услышал свой спокойный голос:
- Лесневская? Та еще штучка! Не для меня. Мой принцип - жить тихо и
делать свое дело. Жить, как в старом анекдоте, чтобы желания совпадали с
возможностями.
- Мудрая позиция, - вымолвил Виктор Петрович с заметным облегчением. -
Разбитая дорога - самая верная... Хорошо, что ты это понимаешь. Ну, иди,
иди, трудись...


* * *

Разбитая дорога - самая верная...
Эта фраза весь день звучала у него в ушах.
Как всегда, он тащился по этой дороге, с привычным усердием склоняясь
над массажным столом, над бледными вялыми телами; давил и сжимал, растягивал
и разминал, что-то говорил, объяснял - ему отвечали, делились с ним, но в
этих историях была лишь боль да ужас перед болью, и ничего интересного для
Охоты. Он старался не думать о Лесневской и словах Мосла, он представлял
свою пещеру, полную сокровищ, размышлял о круглой коробке с алмазами и о
других камнях, лежавших в резном двустворчатом шкафу работы венгерских
мастеров, о картинах и нефритовой вазе, о бронзовой Психее, которую видел
недавно в антикварной лавочке, но мысли эти были какими-то вялыми, скучными.
Вместо Психеи мерещилось ему лукавое викино личико и виделось, будто она
раздевается перед ним, сбрасывает халатик, стягивает с длинных стройных ног
чулки, ложится на спину, тянется к нему руками, манит, смеется и говорит: ну
же, Баглайчик, сними остальное... сам сними, и поскорей...
Эти видения были такими реальными, что Баглай решил наведаться вечером
к Сашеньке, а может, к Милочке или к одной из двух Татьян - та умела
подзаводить клиентов маленьким домашним стриптизом. Гормоны играют, думал
Баглай, ощупывая позвонки в чьем-то костлявом хребте; всего лишь избыток
гормонов, и более ничего. Сбросить их проверенными средствами, утихомирить и
позабыть...
Но вот забудется ли?..
Он был уверен, что не испытывает к Вике ни нежности, ни любви - такие
слова даже не вспоминались Баглаю, изъятые из лексикона - а значит, из
памяти и из души - давным-давно, в эпоху сиротского детства. Что же он
чувствовал к ней? Вожделение? Ревность собственника? Злость из-за потери
красивой игрушки? Бесспорно, так; но было что-то еще, что-то неясное и
смутное, будто он чувствовал, что потерял не игрушку, а шанс - шанс получить
недоданное, положенное каждому, но почему-то не доставшееся ему. Немного
человеческого тепла, каплю бескорыстной женской ласки...
Такие думы раздражали, и Баглай мрачнел все больше, двигаясь по
уготованному пути, пусть разбитому, зато наезженному: с работы - к Милочке
или Сашеньке, затем в какой-нибудь ресторан, к Ли Чуню или в иное место, где
кормят, кланяются, благодарят за чаевые; и, наконец, домой, в пещеру
сокровищ, что поджидали его терпеливо, но равнодушно, как ждет хозяина
покорная и бессловесная вещь. Эта дорога, растянувшаяся на десятилетия, была
пейзажем в серых тонах, однако и в нем случались проблески. День начала