"Михаил Ахманов. Патроны не кончаются никогда, или Записки охотника на вампиров ("Забойщик" #1) " - читать интересную книгу автора

схватка, рычали мужики, визжали девицы, мелькали дубинки, слышался звук
ударов, брызгала кровь. За геями было численное превосходство и вера в
светлый идеал, за бритоголовыми - резвость, дисциплина и лучшая экипировка,
башмаки и куртки с блямбами. Они врезались в толпу, точно лом в снежный
сугроб, и начали расходиться двумя крыльями, оттесняя геев к памятнику. За
ними оставались окровавленные люди, девицы в растерзанных платьях и
неподвижные тела. Глядевший на это Пушкин уже не усмехался с грустью, а был
суров и мрачен - должно быть, виделся ему расстрел декабристов на Дворцовой.
Меня не трогали - был я хоть не с бритой головой, но в черном плаще, и
потому, возможно, признали за своего. Вытащив из-под полы трубу и помахивая
ею для вида, я начал потихоньку пробираться к мостовой, имея намерение
юркнуть в Большую Бронную. Эта битва не была моей битвой. Бессмысленная
дикая свалка, где все виноваты и правых нет! Люди бьются с людьми, а
торжествуют вампиры... Я снова уловил их запах и подумал, что здесь
собралась целая стая. Кровь их возбуждает, а крови вокруг лилось с избытком.
Я добрался до улицы, но там стояло оцепление, вновь сомкнувшее свои
ряды. Омоновец в защитном шлеме ткнул меня дубинкой в грудь.
- Куда лезешь, сука? Иди трудись!
Он тоже принял меня за черного легионера. Убеждать его в обратном я не
стал, врезал трубой по шлему и был таков. Тверскую я пересек в мгновенье
ока, под гудки машин и мат водителей - пробка, должно быть, растянулась до
Белорусского вокзала. Большая Бронная тоже была забита транспортом, а по
тротуарам бежали парни и девчонки, прорвавшиеся сквозь оцепление. Уже не
геи, не лесбиянки, а просто перепуганные люди... Знали, что за бритыми
явится ОМОН и начнет хватать, ибо у ОМОНа все виноваты.
Вампирьи эманации сделались сильнее, и я остановился, чтобы
сориентироваться. Было ясно, что рандеву с братом Пафнутием провалилось, что
нужно ждать звонка архимандрита или другого известия. Но на митинг я
все-таки пришел не зря, можно было тут поохотиться, а что до батюшки
Кирилла, так номер мой ему известен. Вытащив мобильник, я посмотрел на него
левым черным глазом, потом правым зеленым, но аппарат безмолвствовал. Сунув
его в карман, я свернул с улицы и углубился во дворы - туда, куда тянул меня
запах.
Дворы тут были тесными, темными, извилистыми, застроенными древними
доминами в три-четыре этажа. Облупленные стены, грязные подъезды, жалкие
кустики зелени, треснувший асфальт, ржавые мусорные баки... Москва
постнаполеоновских времен, однако центр. Так что не приходилось сомневаться,
что через год-другой доберутся городские державцы до этой помойки, отправят
ее обитателей за Третью Кольцевую, а здесь, среди супермаркетов, клубов и
автостоянок, поселится элита. Но пока цивилизацией и Европой здесь не пахло,
а витали гнилые ароматы и душок нергальего племени.
Следуя ему, я сунулся к мусорным бакам и за ними, среди окурков,
картофельной шелухи и ошметков капусты обнаружил мертвую девушку. На
вчерашнюю красотку-дьяволицу из "Дозы" она не походила - маленькая, тощая, с
бледным личиком и бескровными губами. Совсем девчонка, лет, должно быть,
шестнадцати. Видно, удирала с митинга - рядом валялся измятый плакатец, а на
нем что-то такое о правах и детишках.
Не будет у тебя детей, ни своих, ни приемных, подумал я, разглядывая ее
шею. Слева - два парных укуса, справа - один... Значит, трое сосали, и
потому я не успел, быстро прикончили девчонку. Прикончили и разохотились...