"Бектас Ахметов. Чм66 или миллион лет после затмения солнца " - читать интересную книгу автора

Пинляндия". Закурив, он пускал кольца и вслух прикидывал, как мы вместе уже
и с Пинляндией будем давить Америку.
Жума улыбался. Радовался он не от того, что какая-то Пинляндия
присоединилась к нам, а потому, что чрезвычайно доволен сим фактом старший
брат Совет.
...По небу летели большие воздушные шары и уносили за собой картонные
фестивальные ромашки. Фестиваль молодежи и студентов проходил в Москве, а
мне казалось, что я сижу на трибуне Лужников и мимо меня проходят ликующие
колонны иностранцев. "Если бы парни всей
Земли..." Ходили разговоры, что по окончании фестиваля негры и другие
товарищи приедут в Алма-Ату, но покуда они не подъехали, я воображал себя
гуляющим по вечерним улицам Москвы.
По небу летели три больших шара с ромашками. Когда же они к нам
приедут? Я смотрел на шары и представлял, как мы будем встречать
иностранцев. Тысячи солнц вспыхнут одновременно. Нет, не тысячи - мириады.
Про мириады рассказывал Вовка Симаков. Мириады, говорил
Симаков, означают бесчисленное количество. И потому, сколько ни умножай
сиксильоны на миллиарды все равно получится меньше мириад
Засвежело и шары в порывах налетевшего ветра скрылись за макушками
тополей. В северо-западных предместьях Алма-Аты заполыхали зарницы и все мы,
позабыв об улетевших шарах, побежали по горячему асфальту. "Дондик, дондик,
не жалей...!" Грянул гром и, блаженно возликовав, мы укрылись в подъезде.
Пузырьки лопались в лужах, в подъезде стало темно и мы, перепуганные до
замирания сердца, вылетели из темноты укрытия навстречу громовым раскатам.
Гроза полыхала с веселой яростью. Молния расшивалась на островершинные
уголки и квадратики, небо раскалывалось на глазах и, казалось, вот-вот
трещавший свод обрушится на нас. Небеса кипели проливным дождем, который с
шипением растекался по остывавшему асфальту. Мы умоляли грозу не уходить.
Нам было и страшно, и хорошо.
С утра 7-го ноября прошел дождь. Военный парад и демонстрация
закончились и после обеда на улицах было тихо. Мы играли в школьном дворе.
Шеф, Алька Фирсов, Вовка Симаков, Витька Броневский (он же
Бронтозавр), Женька Клюев, Джон пинали мяч.
Наш командир Совет проводил ротно-тактические учения. В роте семь
человек и мы ходили строем. Пригорок, под которым размещался школьный склад,
упирался в ажурный бетонный забор, разделявший владения школы с нашим
двором. Совет время от времени останавливал строй и давал команду с ходу
штурмовать с поляны пригорок: "Вперед!
Не останавливаться!" У забора командир роты и объявил каждому его
звание и должность.
Совет дал мне звание заместителя командира отделения. Я расстроился - в
отделении кроме меня никого и не было, как не было и самого командира
отделения, в то время как Эдьку Совет назначил командиром взвода. Более всех
обиделся Копеш - самый младший в роте.
На построении Совет про него ничего не сказал, хотя Копеш усердно
пыхтел и вышагивал за ротой с самого обеда. Малый заканючил: "А как же я?"
Комроты сжалился и строго распорядился: " Назначаю тебя моим ординарцем!".
Копеш умолк, и подобравшись, вприпрыжку, зашагал за Советом.
Комроты в очередной раз развернул боевой строй перед забором, как вдруг
закричал: "Глядите, глядите!" Он показывал в сторону нашего дома.