"Татьяна Ахтман. Жизнь и приключения провинциальной души " - читать интересную книгу автора

изобильны, как на старинных натюрмортах. Наше появление было здесь
предопределено, и без нас бы пропали все эти прелестные декорации, как
пропал бы без Адама речной рай, лунный от серебра плакучих ив.

У магазинов и на столбах были приклеены листочки о сдаче квартир. Мы
находили там цифру "3", что означало три комнаты, и списывали телефон. Нас
не брали - мы были иначе одеты, не соблюдали обычаи - чужаки.

Однажды вечером, поднимаясь по переулку, я увидела чуть выше глаз
освещённое окно-фонарь комнаты, в которой по периметру стояли полки с
книгами, а у компьютера, лицом ко мне, сидел отрешенно сосредоточенный
человек. Лицо его было освещено то ли светом экрана, то ли счастьем
умиротворения. Он был благообразно бородат, в белой рубашке, какие носят
здесь религиозные евреи. Мы прошли мимо на расстоянии вытянутой руки...
невидимые из его волшебного фонаря, как тени - не всё ли равно - из сейчас,
было, будет... Так могли пройти здесь тени праотцев или его собственная тень
с автоматом из прошедшей или будущей войны. Этот человек переживал
прекрасное остановившееся мгновенье, принадлежащее только ему. Никогда - ни
прежде, ни потом я не чувствовала бездомность так полно: острой тоской рук,
глаз, души по своим стенам, книгам, чашкам. И прежде и потом одиночество
являлось своими бесчисленными ипостасями, но уже укрощённое, измеренное
библейским "йовом" - единицей одиночества, принятой мной тогда у волшебного
фонаря с картинкой из чужой жизни.

Я не переношу беспредела. Мне необходимо знать границы своего "Я", и
потому приходится всё время самой кроить мироздание, ограничивать
безответственный рок, предугадывать траектории кем-то брошенных судеб,
опасных, как Летучий Голландец. Иногда чувствую себя Джокером в колоде
карт...

Очерчен мною круг. За ним подробность, которой я, пренебрегая, не знаю.
Как одиночество её я вижу - всё ближе...

У Иова был Бог, который знал больше, был сильнее и которому он верил,
даже потеряв детей. Мне дано иначе: входить в детскую, затерянную на окраине
империи зла в ситцевом сари с красным пятнышком на лбу и рассказывать
очарованным мальчикам восточную сказку, а потом утащить их на реальный
Восток. Увы, в своей бездомности я была не одинока. Я решила так: пять лет
будет длиться мой марафон и возникнет свой дом, а эмиграция останется в
волшебном фонаре. В его луче фигуры мужчины, женщины и двух мальчиков будут
казаться статической частью сцены из чудесной сказки, которую можно смотреть
у себя дома... среди своих чашек и книг.

Цветы и бабочки, зелёные лужайки, львы, томные от неги куропатки - всё
в утопическом экстазе небытья - шарманки механической фигурки, заведенные
мастерской рукой. Всё: щебет, крик диковинный и запах, блеск звёзд морских,
сиянье лун в движении застыло и плывёт корабликом в потопе, фонарём
волшебным, где замерли прекрасные мгновенья в предчувствии всех будущих
грехов.