"Гидеон Эйлат. Лунная льдинка ("Конан")" - читать интересную книгу автора

- Откуда будешь?
- А тебе на что знать? Какая разница?
- Да никакой, пожалуй. Мало ли на свете непотребных девок... Тоже,
небось, хотела Паквида нагреть?
- Угадал, котик. Как тебя...?
- Конан.
- Только насчет шлюхи ты маленько промахнулся. Никакая я не шлюха, а
честная налетчица. Просто разок встала под фонарь - дай, думаю, погляжу, что
выйдет. А вышел конфуз! Только это я с Очаровашкой познакомилась, да прижала
его к стеночке в уютном переулке, только нож достала, а мне на шею сзади -
шнурок! Придушил проклятый телохранитель, что твою шавку безродную! Правда,
не до смерти. Очухалась я, гляжу - подвал, горшок для дерьма, люк в
потолке... Ну, смекаю, пропали мои годы молодые, погибла моя девичья краса!
Уж лучше бы прикончили...
- Но потом-то выпустили, - заметил Конан.
- Ага, выпустили... в вашу теплую компанию. Ну, правда, котик, какой из
меня страж? Я же тут все растащу...
Над длинным столом раздавались дружные хруст и чавканье. Только
иранистанец Мугандир сидел, угрюмо сутулясь, и не прикасался к пище.
- Чего это он? - сказал Конан Сабе, кинув на угрюмого иранистанца. - Не
жрет совсем...
Светловолосая неопределенно пожала плечами. Жонглер Фефим, сидевший
напротив Мугандира, услышал слова киммерийца и заинтересовался:
- Правда, Мугандир, ты чего? Боишься, отравят?
Иранистанец выпрямил спину и окинул стол надменным взглядом.
- Как тебе ответить, жонглер... Я боюсь того, чего не понимаю. И не
вижу в этом ничего постыдного. Я - тертый калач, на своем веку немало дорог
исходил и всякого навидался... и травили меня, и резали. Но тут, - он повел
вокруг себя рукой в кольчужной рукавице, - мне отчего-то совсем не нравится.
Во-первых, не люблю, когда мягкие подушки под зад суют, во-вторых, когда
тень ишака загораживает солнце истины...
Фефим укоризненно покачал головой.
- Так-то оно так, Мугандир, но у нас в Шадизаре очень строгие законы
гостеприимства. Отказаться от пищи в чужом доме - значит смертельно обидеть
хозяина. Да и вообще, ворота на запоре, и кто знает, когда нас отсюда
выпустят. Будешь упрямиться - еще, чего доброго, ноги с голодухи протянешь.
Ты лучше бери пример вон с того молодца, Баррака, - он указал на коренастого
пикта в набедренной повязке из козлиной шкуры - его тело напоминало мешок,
туго перевитый морскими канатами; из нескольких сабельных ран на плечах и
груди, грубо зашитых конским волосом, сочилась сукровица. Пикт скалил зубы и
рычал по-звериному, терзая жареного поросенка и брызгая на соседей соком; те
ругались, но никто не решался отвесить свирепому дикарю оплеуху. - Вот
откуда берутся силы, - с улыбкой пояснил Фефим.
- Он прав, - сказал иранистанцу Пролаза. - Мне тут нравится еще меньше
твоего, даром, что ли, я два дня куковал в вонючем погребе. Но законы
гостеприимства - дело святое, раз угощают - давишь, но ешь. Да не бойся ты!
Рассуди сам: какого демона Паквиду нас травить?
Вняв увещеванием, Мугандир неохотно взялся за нож, воткнул его в форель
и переложил рыбину на свое блюдо. Не снимая кольчужных рукавиц, он содрал с
форели кожу и сунул в рот кусок белого мяса. Прожевал с недовольной миной на