"Уилл Айткен. Наглядные пособия " - читать интересную книгу автора

еду даже не воспринимаю. Мне очень нравится аромат, но вот вкус... вкус
оставляет желать, вы не находите?
- Наверное, аромат делает меня слепой ко всему остальному.
Гермико встает на ноги.
- Для вас, Луиза, я приготовила свое фирменное блюдо. - И, к вящему
моему удивлению, целует меня в щеку.
По мере того как из комнаты капля по капле вытекает свет и внутрь,
словно облака, вползают тени, в бунгало - почти точной копии моего -
становится прохладно, как в пещере. Гермико оставляет плетеные сандалии у
двери и босиком неслышно расхаживает туда-сюда по похрустывающему татами.
Как изящно очерчены ее миниатюрные ступни, пальчики ровные и гладкие, точно
фасолинки, туго натянутая кожа голеней упруга и прозрачна. Гермико режет на
доске морковь, огурцы, лук, репу, картошку на тоненькие ломтики; я наблюдаю.
На гриль, установленный прямо на полу, ставит сковородку с растительным
маслом и нагревает его до тех пор, пока масло не начинает шипеть и брызгать.
Окунает ломтики в белесое взбитое жидкое тесто и осторожно опускает их в
кипящее масло, а спустя каких-нибудь несколько секунд вынимает опять и
кладет обтекать на бледную тряпку. Когда набирается с дюжину готовых
ломтиков, она раскладывает их на тарелке, с виду - оттененное позолотой
стекло, - и протягивает мне вместе с зеленой керамической соусницей. Нет, не
стекло: тарелка сделана из чего-то более легкого и хрупкого.
- Что это за посуда такая?
Гермико сосредоточенно бросает в масло ломтики репы.
- Черепаховая. Я такую коллекционирую, знаете ли. В ресторане то, что
готовит Гермико, зовется "тэм-пура"* - там этим жадно набивают рот, в то
время как сладкий соус струится по подбородку. Мы с Гермико устроились рядом
с грилем, поклевываем овощную смесь, зажаренную в тесте, и наслаждаемся
контрастной текстурой - хрустящей хрупкостью оболочки и нежданно сладкой
плотностью моркови или репы. Когда с овощами покончено, Гермико высыпает в
сковородку длинных креветочек. Мы катаем их во рту, точно рыболовные крючки,
покрытые ярью-медянкой.
Когда в комнате гаснет свет, а плоский каменный выступ за окном
становится серым, как небо, крадучись появляются кошки - крупнее, чем я
ожидала, длиннее, чем домашние, и более тощие, с вытянутыми треугольными
головами. Хвосты скручиваются и раскручиваются - кошки осторожно выбираются
из-за деревьев и крадутся через прогалину к мясу. В угасающем свете их
короткая шерсть мерцает белизной. Что за шум и гвалт: первая добралась до
мяса и, придавив его обеими лапами, отдирает себе кусок. Так мяукает сиамец:
раздраженно, настойчиво, противно; теперь помножьте этот звук на двадцать
или тридцать. За подергивающимися хвостами мяса не видно... И тут с
чернеющего неба пикирует первая птица, задиристая, точно сойка, но
здоровенная, с сороку. За ней - еще одна, и еще, и еще. Сперва похоже, что
птицы целят клювами в глаза кошкам, но в последнюю секунду они зависают в
воздухе, разжимают лапы с тремя когтями и роняют ослепительно-яркие пылающие
угли. Угли сыплются кошкам на головы, на спины, протестующее мяуканье
превращается в визг. Кошки улепетывают назад, под укрытие сосен, прелестные
бледные шкурки все в саже. В воздухе мерзко воняет паленой шерстью.
* Традиционное японское блюдо: овощи, креветки, иногда белая рыба,
покрытые тестом и обжаренные в масле.
- Это становится серьезным, - замечает Гермико, откупоривая принесенную