"Михаил Айзенберг. Ваня, Витя, Владимир Владимирович " - читать интересную книгу автора

Михаил Айзенберг


Ваня, Витя, Владимир Владимирович

В интервью немецкому телевиденью Владимир Набоков говорит, что "многое
хотел бы сказать о моих героических русских читателях", однако же не говорит
ничего. Жаль, было бы интересно прочесть. Ко времени этого интервью (1971) я
уже года три был его читателем, не подозревая о собственном героизме.
Все произошло как-то сразу. Обычного этапа предварительного оповещения
и заочного знакомства, в сущности, не было. Один-два раза это имя
промелькнуло в случайных разговорах, но я не обратил внимания, спутав с
Нагибиным.
И вот в вестибюле Архитектурного института Иван передает мне, особо не
таясь, "Приглашение на казнь", западное издание, парижское - Editions
Victor. В выходных данных почему-то отсутствует год издания, но по
вычислениям получается шестьдесят пятый. А ко мне она попала, думаю, осенью
шестьдесят восьмого. Стало быть, на доставку ушло не так много времени.
Две следующие книжки я получил уже в собственность и за сравнительно
небольшие деньги, рублей тридцать-сорок. Сначала "Защиту Лужина", потом
"Лолиту". Принадлежали они мне вполне условно: ходили кругами по разным
читателям, знакомым и незнакомым. Это называлось "контролируемый экземпляр".
Во время их коротких побывок я с огорчением замечал, как неаккуратны эти
неизвестные мне читатели. Книжки чернели и разваливались. Особо популярная
"Лолита" на одном из перегонов рассыпалась окончательно, была неизвестно кем
грубо склеена казеиновым клеем - несколько страниц слиплись - и оделась в
самодельный картонный переплет. "Твоя девочка стала совсем мулаткой, но
получила обновку", - предупредил меня по телефону Иван. (Телефонные
переговоры той поры заметно обогащали культуру иносказаний. А когда началась
"переписка с заграницей", эта культура дошла до некоторой даже
утонченности.) Потом она вовсе исчезла, та самая любимая моя книжка.
По-прежнему неизвестный, но по-своему добросовестный читатель переслал мне в
виде компенсации заурядную ксерокопию.
Так и хранятся у меня все русские книги Набокова - в виде ксерокопий
или зарубежных изданий. Заменить их здешними изданиями нет нужды, а
главное - нет желания.
Жемчужина моей коллекции - вывезенный из Анн Арбора прекрасный
ардисовский альбом фотографий Набокова и его семьи, подарок издательницы.
Но - странное дело - мне уже давно не хочется кому-то показывать этот
альбом. Перелистывание его страниц сопровождает чувство неловкости, что
ли, - как будто увидел нечто, не тебе предназначавшееся. Эти фотографии
хранят какое-то свидетельство не для посторонних. И я долго не мог понять,
какое именно.
В возрастном изменении лица Набокова есть необъяснимая странность.
Обычно больше всего меняются черты лица: рисунок нижней его части, линии
рта, подбородка... Но глаза, их выражение - все это очень устойчиво и может
измениться только в конце жизни, и то не самой счастливой. Часто случается,
что мальчик похож на мать, но с возрастом в нем все заметнее проступает
отец. (Так происходит со мной.) Но Набоков родился с отцовскими глазами, с
ними и жил лет до шестнадцати. Где-то в Америке, по пути в Америку они снова