"Чингиз Айтматов. Белое облако Чингисхана (Знамя, 1990, № 8)" - читать интересную книгу автора

подчинению, к действиям.
Похожий на бычий рык тяжкий гул барабанов всякий раз вызывал в Чингисхане
холодок, связанный с давним воспоминанием: в отрочестве, когда поблизости
от него ярились два сцепившихся быка, дико мыча, вскидывая копытами щебень
и пыль, он, завороженный их ревом, сам не помнит, как схватил боевой лук и
пронзил стрелой задремавшего единокровного братца Бектера, поссорившегося
с ним из-за рыбки, выловленной в реке. Бектер дико вскричал, вскочил и
снова повалился наземь, обливаясь кровью, а он, Темучин, да, тогда он был
всего лишь Темучином, сиротой рано умершего Есугай-баатура, в испуге
побежал на гору, взвалив на плечи добулбас, лежавший возле юрты. Там, на
горе, он стал бить в барабан, долго и монотонно, а мать его, Аголен,
кричала и выла внизу, рвала на себе волосы, проклиная братоубийцу. Потом
сбежались другие люди, и все что-то кричали ему, размахивая руками, но он
ничего не слышал, упорно колотя в барабан. И никто к нему не подступился
почему-то. Он просидел на горе до рассвета, колотя в добулбас...
Мощный гул сотен добулбасов теперь был его боевым кличем, его яростным
рыком, его неустрашимостью и свирепостью, его сигналом ко всем, идущим с
ним в походе, - внимать, подниматься, действовать, двигаться к цели, к
покорению мира. И они пойдут за ним до предела - есть же где-то предел
горизонту, и все, что существует на земле, - все люди и твари, обладающие
слухом, будут внимать его боевым барабанам, внутренне содрогаясь. И даже
тучка белая, с недавних пор неразлучная свидетельница его скрытых дум, не
уклоняясь, плавно кружит над головой под утренний бой барабанов.
Порывистый ветерок шелестит имперским знаменем с расшитым, похожим на
живого, огнедышащим драконом. Вот дракон бежит на ветру по полотнищу,
изрыгая яркое пламя из пасти...
Хорошие утра выдавались в эти дни.
И по ночам, на сон грядущий, выходил Чингисхан глянуть на округу. Всюду в
пустынных просторах горели костры, полыхая вблизи и мерцая вдали. По
боевым лагерям и обозным таборам, на стоянках погонщиков табунов и стад
стелились белесые дымы, люди в тот час, употевая, глотали похлебку и
наедались вдосталь мяса. Запах мясной варенины, извлекаемой огромными
кусками из котлов, привлекал голодное степное зверье. То там, то тут
поблескивали во тьме лихорадочные глаза и доносилось до слуха заунывное
подвывание несчастных тварей.
Армия между тем быстро впадала в мертвецкий сон. Лишь оклики ночных
дозоров, объезжавших войско на привале, свидетельствовали, что и ночью
жизнь шла по строго заведенному порядку. Так и полагалось быть тому -
всему свое предназначение, обращенное в конечном счете к единой и высшей
цели - неукоснительному и безраздельному служению мирозахватнической идее
Чингисхана. В такие минуты, пьянея душой, он постигал собственную суть -
суть сверхчеловека - неистребимую, одержимую жажду власти, тем большую,
чем большей властью он владел, и отсюда вытекал с неизбежностью абсолютный
вывод - потребно лишь то, что соответствовало его власть прибавляющей
цели, а то, что не отвечало ей, - не имело права на бытие.
Поэтому и свершилась сарозекская казнь, предание о которой спустя многие
времена записал Абуталип Куттыбаев на беду свою...


В одну из ночей на привале конный дозор объезжал расположение войск