"Чингиз Айтматов. Белое облако Чингисхана (Знамя, 1990, № 8)" - читать интересную книгу автора

неуловимо и недоступно. Перед Небом-Тенгри он и сам был никем - ни
восстать, ни устрашить, ни двинуться походом. И оставалось только молиться
и поклоняться Небу-Тенгри, ведающему земными судьбами и, как утверждали
гималайские книжники, движением миров. А потому, как и всякий смертный, в
искренних заверениях и жертвоприношениях умолял он Небо благоволить к нему
и покровительствовать ему, помочь твердо владеть людским миром, и, если
таких подлунных миров, как утверждают бродячие мудрены, великие множества
во Вселенной, то что стоит Небу отдать земной мир ему, Чингисхану, в
полное и безраздельное господство, во владение его роду из колена в
колено, ибо есть ли на свете более могущественный и достойный среди людей,
нежели он; нет такого, кто превосходил бы его в силе, чтобы править всеми
Четырьмя Сторонами Света. В тайных помыслах своих он все больше верил, что
имеет особое право просить у Верховного Неба того, чего никто не
осмеливался просить, - безграничного владычества над народами, - ведь
должен кто-то один быть правителем, так пусть будет тот, кто сумеет
покорить силой других. В своей безграничной милости Небо не чинило ему
помех в его завоеваниях, в приращении господства, и, чем дальше, тем
больше укреплялся он в уверенности, что у Неба он на особом счету, что
верховные силы Неба, неведомые людям, на его стороне. Все ему сходило с
рук, а ведь какие только яростные проклятия не призывались на его голову
из уст вопиющих во всех краях, где прошелся он огнем и мечом, но ни одно
из этих жалких проклятий никак не сказалось на его все возрастающем
величии и всеустрашающей славе. Наоборот, чем больше его проклинали, тем
больше пренебрегал он стонами и жалобами, обращенными к Небесам. И однако
же бывали случаи, когда нет-нет, да и закрадывались в душу тяжкие сомнения
и опасения, как бы не прогневить Небо, как бы не навлечь на себя небесные
кары. И тогда великий хан замирал на некоторое время, подавлял себя в
себе, давал подданным слегка передохнуть и готов был принять справедливый
укор Неба и даже покаяться. Но Небо не гневалось, ничем не проявляло
своего недовольства и не лишало его своей безграничной милости. И он, как
в азартной игре, все больше шел на риск, на вызов тому, что считалось
небесной справедливостью, испытывал терпение Неба. И Небо терпело! И из
этого он делал вывод, что ему все дозволено. И с годами укреплялся в
уверенности, что он и есть избранник Неба, что он и есть Сын Неба.
И не потому уверовал он в то, во что уверовать можно лишь в сказках, что
на великих празднествах певцы верховые, разъезжая перед толпами, слагали
песни, именуя его Небом Рожденным, и тысячи рук, ликуя, воздевались к Небу
при этом - то была низкая людская лесть. А заключал он из собственного
опыта - Божественное Небо покровительствует ему во всех делах потому, что
он отвечает помыслам самого Неба-Тенгри, иначе говоря, он - проводник воли
Верховного Неба на земле. А Небо, как и он, признает только силу, только
проявления силы, только носителя силы, коим он себя и почитал...
Иначе чем было бы объяснить то, что порой дивило и его самого, -
стремительное восхождение, подобное взмывающему соколу, к высотам грозной
и головокружительной славы, к повелительству миром мальчишки-сироты из
обедневшего рода мелких аратов-киятов, что жили испокон века охотой да
скотоводством. Как могло случиться такое небывалое в истории овладение
гигантской властью - ведь, в лучшем случае, жизнь могла бы уготовить
отчаянному сироте судьбу лихого налетчика-конокрада, кем он и был
поначалу. Гадать не приходилось - без промысла Неба-Тенгри однолошадного