"Игорь Алексеевич Акимов, В.Карпеко. Без риска остаться живыми " - читать интересную книгу автора

перед ним, да он и помнил ее во всех деталях; и у него не укладывалось в
голове, зачем нужно было так далеко удирать, чтобы остановиться на самом
неподходящем месте.
- Тринадцатый! - сказал Суржанов. - Все-таки попытайтесь форсировать.
Будьте понастойчивей, понастырней! Через полчаса к вам подойдет теща (так в
его дивизии именовали батальон "тридцатьчетверок"). Но вы не ждите её.
Попробуйте сами...
Единственным аргументом, колебавшим уверенность генерала, был мост
через Гаую. Не ахти какая ценность, обычный деревянный мост, правда
достаточно прочный, чтобы выдержать даже тяжелые танки. Немцы его не
взорвали. Может быть, оставили как приманку, чтобы русские атаковали именно
здесь - где их как раз и ожидают; а может быть, они готовили контрудар... Но
все это было уж слишком просто, слишком откровенно. На этой войне так не
воевали.
Головной батальон попытался выполнить приказ, был встречен плотным
прицельным огнем шестиствольных минометов, а уже на самом берегу -
крупнокалиберными пулеметами. Они били из кустарника на немецкой стороне,
щедро и без опаски: когда еще русские подтянут артиллерию, чтобы их
подавить!.. Светящиеся веера то здесь, то там разворачивались над темной
вечерней водой; потери все возрастали. А "геща" застряла, даже моторов пока
не было слышно. Комбат рискнул, выдвинул на прямую наводку взвод
"сорокапятимиллиметровок" из приданной батареи. Но едва эти пушчонки
затявкали, как немцы навалились на них всем скопом: опять ударили
шестиствольные минометы, а следом, почти сразу, - тяжелая артиллерия. Одну
пушечку все же удалось спасти.
Похоже, немцы упирались всерьез.
Дивизия подтянулась к реке и стала разворачиваться. В лесу зазвякали
топоры, зашаркали пилы; через час капитана Кулемина вызвали на КП.
Предстояло получить обычное задание: "уточнить передний край обороны
противника... наметить... выяснить..." - и т.д. и т.п. В общем, минутное
дело; но полковник Касаев решил им воспользоваться, чтобы лишний раз
подчеркнуть, кто есть кто. Он сидел в большой палатке совсем один, возле
стола, на котором была развернута крупномасштабная карта района, а поверх
нее лежали два раскрытых блокнота, паркеровская авторучка и любовно
очиненные толстые карандаши "Сакко и Ванцетти" - красные и синие. Карта была
немецкая, но наклеенная на марлю. Все уже знали в дивизии, что наклеивать
карты было любимым занятием полковника; он специально возил рулон марли и
особый клей, от которого карта не желтела и не обесцвечивалась даже через
месяц; клей этот, конечно же, он никому не доверял.
Касаев был невысокого роста, очень плотный, но не толстый; вернее
сказать - не жирный, что не мешает подчеркнуть, поскольку со стороны он
часто казался круглым. На круглой голове носил седой бобрик, но чапаевские
усы его были совершенно черными, что вызывало в штабе кривотолки. Некоторые
полагали, что Касаев подкрашивает усы. Это можно было бы отчасти проверить,
если бы хоть раз удалось увидеть его небритым; но Касаев, что бы ни
происходило вокруг, брился два раза в сутки, "как англичанин"; а прямо
спросить у него об этом - даже в шутку, даже за рюмкой - никто не решался.
Сейчас Касаев сидел боком к столу, упершись взглядом куда-то в угол,
над раскладной походной койкой. Шинель была накинута на плечи и подобрана
под локти. Керосиновая лампа с рефлектором висела на столбе за его спиной,