"С.Т.Аксаков. Статьи об охоте " - читать интересную книгу автора

великой моей радости, очень скоро выудил головлика и потом несколько окуней.
С этого дня я уже удил постоянно и с успехом, хотя вода продолжала быть
мутною и слишком быстрою. Таким образом, я выгадал две или три недели
лишнего уженья. По мере как течение реки становилось тише, я убавлял
понемногу тяжесть грузила. Четыре года сряду удил я рыбу весною так рано,
как никогда прежде не уживал. Самою лучшею насадкою оказался красный
навозный червяк, или глиста: на большого червяка брала рыба как-то неверно,
вероятно оттого, что неловко было заглатывать большой кусок на ходу, при
постоянном его движении; на хлеб же рыба не брала до тех пор, покуда вода не
прояснилась. Еще надобно заметить, что в это время клев был не на "местах",
то есть не в глубоких омутах, а везде, и предпочтительно на местах мелких, с
песчаным дном. Рыба брала всех пород, кроме линей и щук. Почему не брали
лини - не знаю, но щуки, вероятно, не брали потому, что в это время года они
мечут икру и ходят поверху. В дождливые годы, особенно в прошедший 1857 год,
когда от множества вдруг выпадавшего дождя река в продолжение лета три раза
наполнялась вровень с берегами, даже выходила из них и, разумеется, текла
быстро и была очень мутна, - коротко сказать, во время "паводков", я
перестроивал свои удочки по-весеннему (о чем сейчас было рассказано мною) и
продолжал удить иногда с большим успехом: особенно брали крупные ерши и язи,
которые среди и в конце лета берут очень редко.
Много раз я ловил рыбу удочкой в такой реке, которая вровень с берегами
неслась с ужасной быстротой и похожа была на жидкий раствор глины. Без
собственных опытов я никому бы не поверил, что в такое время есть
возможность выудить какую-нибудь рыбку.
Обращаюсь к осеннему уженью. Я люблю осень даже самую позднюю, но не
ту, которую любят все. Я люблю не морозные, красные, почти от утра до вечера
ветреные дни; я люблю теплые, серые, тихие и, пожалуй, дождливые дни. Мне
противна резкость раздражительного сухого воздуха, а мягкая влажность, даже
сырость атмосферы мне приятна; от дождя же, разумеется не проливного, всегда
можно защититься неудобопромокаемым платьем, зонтиком, ветвями куста или
дерева. В это-то время года я люблю удить: ужу даже с большею горячностью и
наслаждением, чем весною. Весна обещает много впереди; это начало теплой
погоды, это начало уженья; осенью оно на исходе, каждый день прощаешься с
ним надолго, на целые шесть месяцев. Для охотников, любящих осень, хочу я
поговорить о ней; я знаю многих из них, сочувствующих мне.
Осень, глубокая осень! Серое небо, низкие, тяжелые, влажные облака;
голы и прозрачны становятся сады, рощи и леса. Все видно насквозь в самой
глухой древесной чаще, куда летом не проникал глаз человеческий. Старые
деревья давно облетели, и только молодые отдельные березки сохраняют еще
свои увядшие желтоватые листья, блистающие золотом, когда тронут их косые
лучи невысокого осеннего солнца. Ярко выступают сквозь красноватую сеть
березовых ветвей вечно зеленые, как будто помолодевшие ели и сосны,
освеженные холодным воздухом, мелкими, как пар, дождями и влажными ночными
туманами. Устлана земля сухими, разновидными и разноцветными листьями:
мягкими и пухлыми в сырую погоду, так что не слышно шелеста от ног осторожно
ступающего охотника, и жесткими, хрупкими в морозы, так что далеко
вскакивают птицы и звери от шороха человеческих шагов. Если тихо в воздухе,
то слышны на большом расстоянии осторожные прыжки зайца и белки и всяких
лесных зверьков, легко различаемые опытным и чутким ухом зверолова.
Синицы всех родов, не улетающие на зиму, кроме синицы придорожной,