"Василий Аксенов. Сборник рассказов и повестей" - читать интересную книгу автора

Конечно, это не мое дело. Я мастер. Мое дело - наряды, цемент, бето-
номешалка. Мое дело - сизый нос и щеки свекольного цвета, мое дело -
"мастер, скинемся на полбанки", и, значит, туда, внутрь - "давай-давай,
не обижу, ребята, фирма платит". Мое дело - находить общий язык. Привет,
мое дело - это мое дело. Мое дело - стоять, как столб, у стола, курить,
и хвалить себя, и энать, что действительно добился успеха.
Я размазня, я никому не показываю своей работы, даже Сергею. Все это
потому, что я не хочу лезть вверх. Вот если бы мой проект приняли, а ме-
ня бы за это понизили в должности и начались бы всякие мытарства, тогда
мне было бы спокойно. Я не могу, органически не могу лезть вверх. Ведь
каждый будет смотреть на твою физиономию и думать: "Ну, пошел парень, в
гору идет". Только Стаська знает про эту штуку, больше никто, даже Катя.
Со мной дело плохо обстоит, уважаемые товарищи. Я влюблен. Чего там
темнить - я влюблен в жену моего друга Айрапета Кичекьяна.
Я взял бутылку, двумя ударами по донышку выбил пробку и пару раз
глотнул. Наверху завели радиолу.
"Купите фиалки, - пел женский голос, - вот фиалки лесные".
Вот фиалки лесные, и ты вся в лесных фиалках, лицо твое в лесных фи-
алках, а ножками ты мнешь ягоды. Босыми. Землянику.
Я выпил еще и повалился на кровать. Открыл тумбочку и достал письма,
наспех просмотренные утром.
Мать у меня снова вышла замуж, на этот раз за режиссера. Инка все еще
меня любит. Олег напечатался в альманахе, сообщает Пенкин. Сигареты с
фильтром он мне вышлет на днях. "Старая шляпа, ты еще не сдох?" - спра-
шивает сам Олег, и дальше набор совершенно незаслуженных оскорблений.
Все-таки что за странный тон у моих друзей по отношению ко мне?
Я бросил письма обратно в тумбочку и встал. Увидел свое лицо в зерка-
ле. Сейчас, что ли, ее сбрить? А как ее брить, небось щеки все разде-
решь. Я растянул себе уши и подмигнул тому в зеркале.
- Катишься ведь по наклонной плоскости, - предупредил я его.
- Хе-хе, - ответил он и ухмыльнулся самой скверной из своих улыбок.
- Люблю тебя, подлеца, - сказал я ему.
Он потупился.
В это время постучали. Я открыл дверь, и мимо меня прямо в комнату
прошла розовая Катя.
Она сняла свою парку и бросила ее на Стаськину постель. Потом подошла
к зеркалу и стала причесываться. Конечно, начесала себе волосы на лоб
так, что они почти закрыли весь правый глаз. Она была в толстой вязаной
кофте и синих джинсиках, а на ногах, как у всех нас, огромные ботинки.
- Ага, - сказала она, заметив в зеркале бутылку, - пьешь в одиночку?
Плохой симптом.
Я бросил ее парку со Стаськиной кровати на свою и подошел поближе.
Мне нужно было убрать со стола проект, но я почему-то не сделал этого,
просто заслонил его спиной.
Катя ходила по комнате и перетряхивала книги и разные вещи.
- Что читаешь? "Особняк"? Правда, здорово? Я ничего не поняла.
- Коньяк хороший? Можно попробовать?
- Это Стаськины гантели? Ого!
Не знаю, что ее занесло ко мне, не знаю, нервничала она или весели-
лась. Я смотрел, как она ходит по нашей убогой комнате, все еще румяная,