"Василий Аксенов. Сборник рассказов и повестей" - читать интересную книгу автора

"Подольше бы вы там чикались!" - подумал я.
Я люблю Айрапета и желаю ему удачи, но у меня просто нет сил смотреть
на него и на Катю, когда они вместе.
Я взял две бутылки "Чечено-ингушского" и килограмм конфет под аппе-
титным названием "Зоологические". Засунул все это в карманы куртки и вы-
шел на улицу.
"Бродвей" наш упирается прямо в сопку, в заросли кустарника, над ко-
торым круто поднимается прозрачный лес - черные стволы, синие тени, се-
ребристо-голубые пятна света. Ветви деревьев переплелись. Все резко,
точно, страшновато. Я понимаю, почему графики любят изображать деревья
без листьев. Деревья без листьев - это вернее, чем с листьями.
А за спиной у меня была обыкновенная добропорядочная улица с четырьмя
неоновыми вывесками, похожая на обыкновенную улицу в пригороде Москвы
или Ленинграда, и трудно было поверить, что там, за сопкой, город не
продолжается, что там уже на тысячи километров к северу нет крупноблоч-
ных домов и неоновых вывесок, что там необозримое, предельно выверенное
и точное царство, где уж если нечего есть, так нечего есть, где уж если
ты один, так один, где уж если тебе конец, так конец. Плохо там быть од-
ному.
Я постоял немного на грани этих двух царств, повернул налево и подо-
шел к своему дому. Наш дом последний в ряду и всегда будет последним,
потому что дальше - сопка. Или первым, если считать отсюда.
Стаськи дома не было. Я поставил коньяк на стол, поел баклажанной ик-
ры и включил радио.
"В Турции непрерывно растет стоимость жизни", - сказало радио.
Это я слышал еще утром. Это была первая фраза, которую я услышал се-
годня утром, а потом Стаська сказал:
- Куда эта бородатая сволочь спрятала мои гантели?
Он почти всегда так "нежно" меня величает, только когда не в духе,
говорит "Коля", а если уж разозлится, то - "Николай".
Не люблю приходить домой, когда Стаськи нет. Да, он очень шумный и
рубашки носит на две стороны - удлиняет, так сказать, срок годности, а
по ночам он жует пряники, запивая водопроводной водой, и чавкает, чавка-
ет так, что я закрываюсь одеялами с головой и тихо, неслышно пою: "Гади-
на, свинья, подавись ты своим пря-я-ником..." Но зато если бы он сейчас
был дома, он отбросил бы книжку и спросил: "Откуда заявилась эта борода-
тая сволочь?" А я ответил бы: "С комсомольского собрания".
А когда мы выпьем, я говорю с ним о Кате.
Я встал и плотно прикрыл скрипучие дверцы шкафа, придвинул еще стул,
чтобы не открывались. Не люблю, когда дверцы шкафа открыты, и прямо весь
содрогаюсь, когда они вдруг открываются сами по себе с тихим, щемящим
сердце скрипом. Появляется странное ощущение, как будто из шкафа может
вдруг выглянуть какая-нибудь рожа или просто случится что-нибудь нехоро-
шее.
Я взял свой проект и расстелил на столе, приколол кнопочками. Закурил
и отошел немного от стола. Он лежал передо мной, будущий центр Фосфато-
горска, стеклянный и стальной, гармоничный и неожиданный. Простите, но
когдато наступает пора, когда ты сам можешь судить о своей работе. Тебе
могут говорить разное, умное и глупое и середка-наполовинку, но ты уже
сам стоишь, как столб, и молчишь - сам знаешь.