"Василий Аксенов. Иван" - читать интересную книгу автора

В тот же свой первый и единственный студенческий год в нашем
университете "Джордж Мэйсон" Иван стал ходить в поэтический кружок, где тон
задавали изощренные старшекурсники Крис Нагл, Джеф Макдауэл и Брэдли Кук. У
нашего фрешмана (салаги) с ними, кажется, произошел конфликт, во всяком
случае, именно оттуда, из "Мэйсона", он отправился на Аляску, т.е. как
Байрон в Грецию, устав от лондонских салонов.

Чтобы не упустить дальше эту идею, заметим сразу, что Ваня был
настоящим байронитом. Если говорят, что этот образ разочарованного (и в то
же время очарованного) молодого человека вышел сейчас в тираж, что нынче
время молодых прагматиков, зарабатывающих миллионы на Интернете, что
байронитов сейчас можно сосчитать по пальцам, тогда один из этих пальцев,
безусловно, надо отдать молодому (теперь уже вечно молодому) поэту Ивану
Трунину. Как бы серьезно мы ни оценивали скептическую мину постмодернизма, я
берусь утверждать, что без байронита литература теряет способность
следующего шага. Куда направится этот шаг, трудно сказать, но уж, во всяком
случае, не в зону энтропии.

Однажды - кажется, в 1994 году - мы вдвоем с ним поехали в Чарльстон,
Южная Каролина. Этот старинный город был основан гугенотами, переплывшими
океан в конце XVII века. У меня к нему возникло влечение сродни тому, что я
когда-то испытывал к Таллинну. Мы рулили по очереди и гнали в вечном потоке
Интерстейт-95 на юг. Без конца болтали то по-русски, то по-английски,
перескакивали с темы на тему. Было такое ощущение, что он хочет переступить
какую-то черту и подружиться по-настоящему, что соответствовало и моему
желанию. По пути в какой-то закусочной он протянул мне пачку своих стихов.
Меня поразил их трагический тон, столь мало соответствующий всему его
улыбчивому и легкому образу. Грешен, я принял это за обычную мрачную
экзальтацию молодого поэта. Я стал говорить с ним на профессиональный манер.
Знаешь, Ванята, мне не хватает здесь примет времени и места, то есть
хронотопа. Соедини свое чувство с миром, в котором мы живем, и, может быть,
от этого оно станет еще ярче, возникнет твоя уникальная метафора. Он кивал,
потом засунул пачку стихов в карман. Позднее я понял, что он не согласился с
моим советом.

В Чарльстоне все гостиницы оказались битком забиты, шел какой-то
праздник. В поисках ночлега мы уже глубокой ночью заехали на Фолли-Айленд.
Там среди дюн нашелся убогий мотель, который нас приютил. Комнаты, впрочем,
были вполне пристойные. Мы провели там неделю, блуждая днем по пляжам, а
вечерами по улочкам Чарльстона и болтая, как два приятеля, несмотря на
сорокалетнюю разницу в возрасте.

За год до этого чарльстонская округа сильно пострадала от урагана
"Хьюго". Для ремонта разрушенных домов и коммуникаций в город съехалась
бродячая рабочая сила, бородатое мужичье, которых здесь стали называть
"хьюгонатс". В этом словечке был каламбур, оно напоминало и об
отцах-основателях, французских гугенотах, и об урагане "Хьюго", а окончанием
своим подчеркивало чудной, странный характер этой публики: в смысле
"чокнутые".