"Василий Аксенов. Иван" - читать интересную книгу автора

Майи, к счастью, в это время не было на пляже. Еще, к большому счастью,
в это время там появились наши поляки - Пол, Джон и Вик. Они прыгнули в
скоростной катер и помчались на выручку. Похоже было на то, что они
перехватили Ивана в самый нужный момент. История эта, впрочем, нисколько не
уменьшила его интереса к виндсерфингу. Через несколько дней он освоил
искусство управления парусом и спокойно циркулировал по зеленой воде, всякий
раз, однако, подплывая слишком близко к воде темно-синей.

Он уехал из СССР вместе с нами в 8-летнем возрасте. В Штатах семья
разделилась. Алена с сыном и ее муж Виталий Гринберг оказались в Сиэтле.
Когда говорят об эмигрантском "культурном шоке", чаще всего имеют в виду
взрослое население. Маленьких, очевидно, стресс бьет сильнее. Можно только
представить, что испытывал 8-летний советский ребенок, оказавшись среди
чужой культуры и чужого языка. Больше полугода Ваня не мог произнести ни
одной английской фразы. Он все сидел перед телевизором и, как тогда
говорили, "до посинения" смотрел все, что предлагалось: мультяшки, мыльные
оперы, сводки новостей и рекламы, рекламы, рекламы.

Как-то раз Алена отвезла его к знакомым американцам, а сама на
несколько часов отлучилась. Вернувшись за ним, она не без опаски спросила:
"Как тут мой молчун?". Оказалось, что "молчун" все это время болтал без
умолку. По-каковски, позвольте спросить. По-нашенски, ответили друзья.
По-другому мы не можем.

Так началось стремительное внедрение Ивана в американскую культуру. К
подростковому возрасту, то есть к тому, что здесь называют teens (от 13 до
19), он уже был настоящим калифорнийским teenager'ом. Они тогда уже
переместились к югу, в вечно благоухающий грейпфрутами и бензином
Лос-Анджелес. Важнейшие вехи американского взросления записаны на трех
досках: skate-board (доска на колесиках), surf-board (уже упомянута) и
snow-board (доска для спуска с горных круч).

В начале перестройки, когда приоткрылись советские границы, в Эл-Эй
приехал Ванин отец, писатель Вадим Трунин. Он тогда плохо себя чувствовал и,
конечно, нервничал в ожидании сына, когда сидел с Аленой в гостиной -
землистого цвета, основательно отекший, с разрушенными зубами. Затем в
квартиру въехал на роликовых коньках уже тогда огромный мальчик, источавший,
казалось, все калифорнийское солнце. "Боже! - воскликнул Вадим. - Да ты
просто инопланетянин!"

Я знал Вадима еще с тех времен, когда он несколько лет спустя после
моего дебюта появился в журнале "Юность" со своими первыми рассказами.
Молодой, легкий на ногу человек с веселыми глазами. Помнится, мы
познакомились во дворе возле памятника Толстому и обменялись, как тогда было
принято в молодой литсреде, комплиментами. "Старик, - сказал я ему в
катаевской манере, - у вас крепкое перо, старик!"

Позднее Вадим полностью ушел - не хочется говорить погряз - в кино. Не
хочется, потому что и в кино у него были блистательные удачи - например,