"Рюноскэ Акутагава. Муки ада" - читать интересную книгу автора

будто что-то упало и разбилось. Ученик, полумертвый от страха, невольно
опустив рукав, поднял голову, смотрит - в комнате совершенно темно, и
только слышно, как мастер сердито кличет учеников.
Наконец издалека отозвался какой-то ученик и торопливо вошел со свечой
в руке. При коптящем огоньке стало видно, что лампада опрокинута, пол и
татами залиты маслом и на полу валяется филин, судорожно хлопая одним
крылом. Есихидэ так и застыл, приподнявшись над столом, и с ошеломленным
видом бормочет что-то непонятное. И неудивительно: вокруг филина, захватив
его голову и полтуловища, обвилась черная змея. Должно быть, когда ученик
скорчился у порога, он опрокинул горшок. Змея выползла, филин хотел ее
клюнуть - вот и началась вся эта кутерьма. Ученики переглянулись и только
подивились представшему перед ними странному зрелищу, а потом молча
поклонились мастеру и быстро вышли из комнаты. Что стало со змеей и птицей
дальше - никто не знает.
Подобным историям не было числа. Я забыла сказать - ширмы с муками ада
художнику повелели написать в начале осени, и вот до самого конца зимы
ученики все время жили под страхом этих чудачеств мастера. Но в конце зимы
у мастера с работой стало что-то не ладиться, вид у него сделался еще
мрачнее, говорил он с раздражением. А картина на ширме как была набросана
на три четверти, так дальше и не подвигалась. Мало того, порой художник
даже замазывал то, что раньше нарисовал, и этому не видно было конца.
Но что именно у него не ладилось - никто не знал. Да вряд ли кто и
старался узнать: наученные горьким опытом, ученики чувствовали себя так,
словно сидели в одной клетке с тигром или волком, и только старались не
попадаться мастеру на глаза.



12

За это время не случилось ничего такого, о чем стоило бы рассказывать.
Вот только... у упрямого старикашки почему-то глаза стали на мокром месте;
бывало, как останется один - плачет. Один ученик говорил мне - раз он
зачем-то зашел в сад и видит: мастер стоит на галерее, смотрит на весеннее
небо, а глаза у него полны слез. Ученику стало как-то неловко, он молча
повернулся и торопливо ушел. Ну, не странно ли, что этот самонадеянный
человек, который для "Круговорота жизни и смерти" срисовывал трупы,
валяющиеся по дорогам, плакал, как дитя, из-за того, что ему не удается,
как хочется, написать картину.
Но пока Есихидэ работал как бешеный над своей картиной, будто совсем
потеряв рассудок, его дочь отчего-то становилась все печальней, и даже мы
стали замечать, что она то и дело глотает слезы. Она и всегда была
задумчивая, тихая, а тут еще и веки у нее отяжелели, глаза ввалились -
совсем грустная стала. Сначала мы гадали - то ли об отце думает, то ли
любовная тоска, ну а потом пошли толки, будто его светлости угодно стало
склонять ее к своим желаниям, и уж после этого все разговоры как ножом
отрезало, точно все о ней вдруг позабыли.
Как-то ночью, уже когда пробила стража, я одна проходила по галерее.
Вдруг откуда-то подбежала обезьянка Есихидэ и ну дергать меня за подол
юбки. Была теплая ночь, луна слабо светила, казалось, пахнет цветущими