"Святослав Аладырев "Извек" (Княжье похмелье) [F]" - читать интересную книгу автора

десятком воинов, даже по окраинам росских земель не проедешь.
Руки уже направили коня в обратный путь, когда в больную голову пришла
мысль взять заводного коня. Вернулся, ухватил скакуна десятника и,
привязав узду позади себя, поспешил в стан Радмана. Боль в голове
выматывала силы. От тряски в глазах темнело и плыли причудливые
красно-черные узоры. Два раза менял коней, на третий раз не выдержал,
сполз в траву и провалился в глубокую черную яму сна.
Очнулся затемно. Боль, чуть отступив, притаилась в затылке. В брюхе
мутило, будто съел гнилого мяса. Отвязав бурдюк, сделал пару глотков и еле
удержал выпитое в себе. Постоял, справляясь со слабостью, снова заполз в
седло.
Скакал до полудня, пока далеко впереди не показалось дымное марево
становых костров. Оба скакуна уже роняли пену, однако вид становища придал
всаднику силы и Аман-Гельтулей хлестнул коня сильней. Скоро, от россыпи
шатров, навстречу вытянулись пыльные хвосты за черными точками всадников -
от стана мчались самые лютые из личной охраны хана. Расстояние быстро
сокращалось. Конь начал хрипеть, когда удалось разглядеть встречавших.
Гельтулей, еле держась в седле, махнул рукой. Всадники на ходу
развернулись и, образовав полукруг, помчались вслед.
До роскошного шатра хана оставалось не больше броска копья, когда
запалившийся конь пал. Аман сильно ударился о конскую шею и закувыркался
по земле. Скакуна десятника Салмана развернуло тяжестью павшего собрата.
Он со всего ходу перекувырнулся через голову, мощно грохнулся на спину и,
в агонии, начал сечь копытами воздух.
Аман-Гельтулей остановился в глубокой пыли, потеряв всякое понятие где
верх, где низ. Покрасневшие белки глаз беспорядочно блуждали, разбитый нос
и глубокие ссадины чернили пыль частыми каплями крови. Шевелился нелепо,
руки то махали невпопад, то черпали высохшую и перемолотую копытами землю.
На шум и крики из шатра показался хан. Небрежно отбросив тяжелый полог,
шагнул к Гельтулею и остановился, рассматривая грязную копошащуюся массу
под ногами. Лоснящееся лицо Радман-хана могло сойти за славянского идола,
если бы не раскосые глаза, в которых власть и смерть теснили друг друга.
Хан молчал. Терпеливо разглядывал одного из десяти, посланных разъездом по
окраинам Киевских земель. И вот теперь лазутчик, скорее всего единственный
уцелевший, барахтался еле живой в десяти шагах от загнанных насмерть
коней. Наконец взгляд хана скользнул по толпящимся вокруг воинам, губы еле
двинулись.
- Поднимите!
Подскочили двое, вздернули лазутчика как мешок с костями, выровняли тело и
подняли мотающуюся голову. Третий догадливо плеснул в лицо холодной водой.
В глазах Гельтулея проступил образ Радмана Лихого. Хан в упор смотрел на
вернувшегося лазутчика. Наконец, когда зрачки Гельтулея перестали
блуждать, прозвучал короткий, как удар ножа, вопрос:
- Почему один?
Из пересохшего горла Амана вырвался каркающий звук. Степняк поперхнулся,
болезненно морщась проглотил вязкий пыльный ком в горле и с трудом
прохрипел:
- Иблис... Все убиты... Иблис вселился в уруса... Ночью убил всех...
- Иблис? - улыбнулся молодой хан. - Почему тебя не убил?
- Подумал, что убил... Аллах помог... не дал умереть.