"Оккупация. Правда и мифы" - читать интересную книгу автора (Соколов Борис Вадимович)«Окончательное решение еврейского вопроса»Одна из главных целей Германии во Второй мировой войне — полное истребление еврейского населения Европы. Польша и оккупированные районы СССР, куда иностранцам был практически закрыт доступ, представляли собой самое подходящее, с точки зрения немцев, место для массовых экзекуций евреев. Всего на советской территории уничтожили от 2 до 3 миллионов евреев, из которых более полумиллиона было доставлено сюда для казни из Германии и других стран Западной Европы. «Окончательным решением еврейского вопроса» на Востоке занимались четыре айнзатцгруппы: А, В, С и Д, в каждой из которых состояло от 600 до 900 сотрудников СД Имперского главного управления безопасности (РСХА). Им помогали батальоны немецкой полиции порядка и тысячи добровольцев из числа местных жителей. Осенью 1942 года, когда основная часть евреев была уже истреблена, в рейхскомиссариате «Остланд» в полиции порядка служило 4428 немцев и 55 562 местных уроженца, а в рейхскомиссариате «Украина» — соответственно 10 194 и 70 759. В расстрелах евреев принимали участие люди многих национальностей, в том числе и те, кого немцы считали «недочеловеками», например поляки и русские. Нередко расправы над евреями учинялись населением по собственной инициативе, даже без участия немцев. Страшным символом стало местечко Ядвабна под Белостоком, где в первые дни немецкой оккупации поляки уничтожили с особой жестокостью (забили камнями, палками или сожгли заживо) более полутора тысяч евреев, с возмущением отвергнув предложение немцев не трогать ремесленников, необходимых для нужд вермахта: «Что же, мы вам польских ремесленников не найдем, что ли!» Считается, что польское население подвигли на столь ужасные деяния репрессии НКВД, где служило немало евреев. Подобные самочинные расправы происходили также в Литве, Латвии и на Западной Украине, но по масштабам они не шли ни в какое сравнение с организованными айнзатцгруппами массовыми казнями. Вот как описывает приход немецких войск во Львов один из чудом уцелевших узников гетто Д. Кахане: «Когда советские войска оставляли Львов, в городе было три тюрьмы, забитые арестантами… Многих из них приговаривали к смертной казни, а трупы закапывали во дворе тюрьмы… Гестапо решило использовать то, что происходило в тюрьмах при советской власти, для своей пропаганды. Евреев заставили вскрывать могилы в тюрьмах в присутствии специально созданных комиссий… Началась бесовская игра. Немцы хватали евреев прямо на улицах и в домах и заставляли работать в тюрьмах… Украинцы и поляки охотно помогали немцам. В три или четыре дня операция была завершена. Каждое утро сгоняли около тысячи евреев, которых распределяли по трем тюрьмам. Одним приказывали разбивать бетон и выкапывать тела, а других заводили во внутренний тюремный двор и расстреливали. Но и те «счастливчики», что оставались работать, не всегда возвращались домой. Некоторые теряли сознание от исходившего от могил зловония, таких оттаскивали и тоже расстреливали. За работой следили надсмотрщики в противогазах, жестоко избивавшие работавших. Надсмотрщиками были немецкие солдаты и офицеры… «Арийские» жители Львова (в действительности основное население города — поляки и украинцы — не считалось «арийцами». — Как на месте одного преступления, прямо у разрытых могил, творилось другое, так один преступный режим сменял другой, которому суждено было вернуться через три года с новыми рядами могил. А тогда, 12 июля 1941 года, начальник тюремного управления НКВД Украины капитан госбезопасности Андрей Филиппович Филиппов бодро докладывал в Москву: «Из тюрем Львовской области убыло по 1-й категории (так элегантно заменяли чекисты слово «расстрел». — «…Местные органы НКГБ… проведение операций по 1-й категории в большинстве возлагали на работников тюрем, оставаясь сами в стороне, и поскольку это происходило в момент отступления под огнем противника, то не везде работники тюрем смогли более тщательно закопать трупы и замаскировать внешне». Коллега Филиппова в Белоруссии лейтенант госбезопасности Михаил Петрович Опалев отчитывался об эвакуации белорусских тюрем 3 сентября 1941 года. Картина здесь была не столь благостная, как на Украине. Из-за быстрого продвижения немецких войск по 1-й категории «эвакуировать» почти никого не удалось. Большинство заключенных разбежалось или осталось запертыми в тюрьмах. Только особо инициативные начальники успели вывести в расход «контриков»: «Политрук тюрьмы г. Ошмяны Клименко и пом. уполномоченного Авдеев в момент бомбежки г. Ошмяны самочинно вывели из камер 30 человек з/к, обвиняемых в преступлениях к-р (контрреволюционного. — Во время эвакуации з/к из тюрьмы г. Глубокое (двигались пешим строем) з/к поляки подняли крики: «Да здравствует Гитлер!» Нач. тюрьмы Приемышев, доведя их до леса, по его заявлению, расстрелял до 600 человек. По распоряжению военного прокурора войск НКВД Приемышев в г. Витебске был арестован. По делу производилось расследование, материалы которого были переданы члену Военного совета Центрального фронта — секретарю ЦК КЩб) Белоруссии тов. Пономаренко. Т. Пономаренко действия Приемышева признал правильными, освободил его из-под стражи в день занятия Витебска немцами. Где Приемышев в данное время — неизвестно, никто его не видал». Чем же, спрашивается, Филиппов и Клименко, Авдеев и Приемышев отличаются от начальников айнзатцгрупп Отто Олендорфа, Карла Егера, Курта Готтберга и других участников «окончательного решения еврейского вопроса», после войны привлеченных к ответственности за преступления против человечности, приговоренных к смертной казни или покончивших с собой? Разве лишь тем, что благополучно почили в своих постелях или погибли в бою почетной солдатской смертью. Хотя были среди палачей и совестливые. После разгрузки по 1-й категории тюрьмы города Самбор надзиратель Либман покончил с собой. Кстати, судя по рапортам, евреи среди палачей НКВД отнюдь не преобладали. Но на еврейский народ, как водится, списали всю вину за советские преступления. Это облегчало задачу рекрутировать добровольцев для расправ в Бабьем Яру и каунасском Девятом форте. Эти места массовых казней стали символами геноцида против евреев начиная с осени 1941 года. В овраге Бабий Яр было уничтожено более 70 тысяч евреев, в том числе 34 тысячи — 29–30 сентября 1941 года, в Девятом форте Каунаса — свыше 18 тысяч, в том числе 9 тысяч — 29 октября 1941 года. В расстрелах в Бабьем Яру активно участвовали полицейские из Западной Украины, а в Девятом форте — литовские «партизаны», бойцы местных отрядов самообороны. О холокосте опубликованы десятки тысяч леденящих душу документов. Мне хочется познакомить читателей еще с одним — не публиковавшимися ранее зарисовками из жизни минского гетто. Они показывают, как причудливо могли переплетаться в душе людей бесчеловечность со своего рода гуманизмом. Вот что рассказали о трагедии гетто чудом вырвавшиеся из него Ента Пейсаховна Майзлес и Фрида I Шлемовна Гурвич в беседе с руководством партизанской бригады «дяди Васи» 29 октября 1942 года: «В Минск регулярные немецкие войска вошли 28 июня. Ни пехоты, ни конницы, ничего не было видно, а, видимо, вошли только мехчасти. Первыми шагами немцев в городе были следующие: Обращение к белорусскому народу на трех языках: на русском, белорусском и немецком. Немцы говорили, что они пришли освободить белорусский народ от большевиков и чтобы докладывали о коммунистах, и за каждую голову будут давать по 100 рублей… Был издан приказ о регистрации всего еврейского населения… Был также издан приказ, на основании которого мужчин всех национальностей забрали в лагерь. Мужчин было десятки тысяч. Дело в том, что военкоматы не успели провести мобилизацию по городу, поэтому остались неотмобилизованными много мужчин. Лагерь был в 8 км от города — в Дроздах. И здесь всех мужчин разделили по национальностям. В ту организацию, где я, Майзлес, работала до войны, входило геологоуправление, где у меня был инженер, которого немцы выпустили, и он мне сказал, что евреев из лагеря не выпустят. Сам он русский… Через некоторое время из лагерей начали выпускать людей домой, а всех евреев отвели в тюрьму, то по заранее заготовленному списку 90 человек отобрали и расстреляли, а остальных систематически избивали как на прогулках, так и в тюрьме. Специалистов в количестве 400 с лишним человек из лагерей куда-то отправили. Среди них были: инженеры, студенты, бухгалтера и т. д. В связи с тем что находившимся в лагере в Дроздах кушать не давали, даже не давали воды, некоторые жители г. Минска приносили своим родственникам в лагеря продукты. Уголовники, выпущенные из тюрьмы и находившиеся в это время в лагере, и другие элементы набрасывались на эти продукты, и получалась внутренняя междоусобица между находящимися в лагерях». 25 июля 1941 года в Минске было образовано гетто. Майзлес и Гурвич с ужасом вспоминали: «Лицам, находившимся в гетто, было запрещено вступать в брак. Имел место факт, когда один инженер радиозавода, еврей, женился. За это он был публично расстрелян вместе с женой. На радиозаводе имел место расстрел 8—10 евреев якобы за то, что они не носили предусмотренных законом желтых лат. У евреев, привезенных с территории Германии в Минск, была на правой стороне (спереди) нашита желтая шестиконечная звезда с надписью в середине звезды «юде». Немцы начали проводить в Минске стерилизацию. В частности, нам известно, по рассказам бывшего старшего следователя полиции Вальтера Ганса, что им лично были выданы два документа на стерилизацию двух женщин-евреек, которые были замужем за русскими. Когда мужья их русские подали ходатайство об оставлении их вне пределов гетто, то перед ними был поставлен вопрос о даче согласия на стерилизацию. Они согласились, и стерилизация была проведена. Причем одна из них была в возрасте 23 лет… Весь октябрь месяц, до 6 ноября, было тихо. Гетто снабжалось хлебом через управы, разрешали обмен вещей на продукты. Население из деревень приходило к нам на рынки с продуктами, но потом немцы запретили обмен и по дороге на рынок отбирали продукты. В первое время немцы даже создавали видимость внимательного отношения к гетто. Снабжали гетто хлебом через управы. В гетто были созданы учреждения медицины, детские больницы и отпускали для больниц продукты. Работали здесь еврейские врачи. Для детей даже отпускали дополнительное питание. Неработающим пайки не отпускали (в лагере на Широкой улице для евреев были организованы рабочие батальоны, и трудившиеся там получали по 200 г хлеба в день. — Во второй половине августа 1941-го в гетто прошли облавы, в ходе которых забрали около 15 тысяч мужчин старше 15 лет. Их судьба неизвестна, возможно, этих несчастных намеревались использовать на каких-то работах, но почти наверняка в конце концов расстреляли. Первый большой погром произошел в минском гетто 7 ноября 1941 года. Гурвич и Майзлес навсегда запомнили это время ужаса и скорби: «Очевидно, у них был план, сколько подлежит уничтожению в этот день. Тех, кого оставляли во дворе хлебозавода как резерв, ставили на колени лицом к домам с заложенными руками за голову… Увезли на машинах около 14 000 человек за город, где заранее были приготовлены ямы. Стреляли в толпу, кто раненый, а кто убитый, а кто живыми сами бросались в яму, и вечером некоторые вылезали из ям и приходили обратно. Особенно приходили обратно дети. Уйти можно было только в гетто, так как население города в дома не пускало, а некоторые даже выдавали евреев. Резерв же собрали во дворе хлебозавода, после двух часов дня отпустили по домам. Первыми помощниками у немецких оккупантов были немцы Поволжья — жители Минска. Они помогали немцам различать, кто еврей, а кто — нет». 20—25 ноября город потрясли новые расстрелы, когда погибло 8 тысяч человек. До 2 марта 1942 года крупных погромов больше не было. Немцы душили гетто экономически. На евреев наложили контрибуцию в 3 миллиона рублей (по 30 рублей с человека) и 10 кг золота, позднее… стали брать по 100 рублей с человека. Положение несчастных ухудшалось день ото дня. Майзлес и Гурвич вспоминали: «Затем был издан приказ о сдаче всех своих вещей и мебели, оставив себе только пару белья и койку. Это должен был сделать и сделал еврейский комитет. При сопротивлении комитет доносил Рихтеру (комендант гетто — немец), а последний за это расстреливал. Дело с питанием обстояло очень плохо. Хлеб выдавали нерегулярно, и поэтому люди начинали умирать с голоду. Евреи, привезенные из Гамбурга, были более истощенными, и здесь их очень много умирало с голоду. Был еще ряд приказов о сдаче разных вещей, как кожи, меха и т. д. Население, думая, что оно контрибуциями откупится, лишь бы не погибнуть, выполняло все немецкие приказы. Немцы хотели также показать, как население плохо жило при большевиках. Для этого они приезжали на машинах и забирали у населения самые плохие вещи, из которых устроили выставку в Доме правительства. Эту выставку показали в киножурнале. Комендант гетто Рихтер, немецкий ставленник, внешне старался показать, что он очень чутко относится к нуждам населения, к нему приходило очень много женщин с просьбами, и он почти все просьбы выполнял, но, с другой стороны, он лично во время погромов лазил по чердакам с еврейскими полицейскими, вытаскивал евреев в колонну и расстреливал их…» Интересно, а как примирял в своей душе комендант Рихтер заботу о вверенном его попечению населении гетто с азартной готовностью отлавливать евреев для рвов и душегубок. Майзлес и Гурвич свидетельствуют: «Мир не видел таких издевательств, какие происходили в этот день… 2 марта 1942 года в 11 часов начался погром. Хозяйка квартиры — старушка оставалась в квартире, закрыла наше сховище и погибла в этой комнате, но не выдала нас, 19 человек… Каратели (литовские полицейские. — 2 марта 1942 года мы лично наблюдали восемь фактов, когда матери душили своих детей, в связи с тем что прячущиеся взрослые матерей с детьми не пускали в места, где прятались, боясь, что дети своим криком выдадут их. 2 марта погибло очень много людей, и которых мы встречали до 2 марта, не встречали уже после…» До какого предела страдания надо довести мать, чтобы заставить ее задушить собственное грудное дитя! Об органах самоуправления минского гетто Майзлес и Гурвич рассказывают: «Внутренним органом управления в гетто был еврейский («жидовский») комитет. Председателем комитета был Мушкин, минский житель, беспартийный, работал в последнее время заместителем директора Горпромторга, заместителем его был некий Иоффе, приезжий, не минчанин. При комитете были созданы: отдел труда, отдел снабжения, полиция (фамилии начальника полиции не помню), отдел опеки, начальником отдела была Столова, бывший преподаватель немецкого языка в одном из институтов); паспортный отдел; пожарный отдел. Комитет этот был назначен приказом коменданта гетто в первых числах июля 1941 года. Функции полиции заключались: охрана улиц, охрана входа и выхода из гетто, изъятие вещей, организация облав для отправки на работу, помощь немцам и литовцам во время облав на жителей гетто во время погромов. Комитет организовал мастерские: шапочную, сапожную, портняжную. Эти мастерские помогали населению гетто тем, что они устраивались там на работу и имели возможность получать хлеб. Часть продукции отдавалась немцам. Эти мастерские многое сделали для партизан, в частности шили теплые шапки, перчатки, бурки и др…. Во время еще нашего нахождения в гетто (Майзлес и Гурвич бежали из Минска 12 марта 1942 года. — Зав. отделом труда первое время работал Серебрянский, который ранее работал на физкультурной работе, затем был органами советской власти осужден. После освобождения из тюрьмы, во время переселения, он оказался в гетто и был назначен членом комитета. Серебрянский имел привычку избивать отдельных рабочих. По рассказам рабочих, Серебрянский был связан с подпольной организацией города. Серебрянский большую часть продукции из гетто отправлял партизанам. Он был инициатором пошивки теплого белья для партизан, в котором партизаны очень нуждались. Немцы Серебрянского повесили». Серебрянский, как видно, преодолел обиду на советскую власть и жестокость по отношению к узникам гетто совмещал с помощью партизанам, за что и заплатил жизнью. Вот как пестро переплеталось все в одной судьбе. Немцы не только с готовностью принимали помощь украинцев и русских, литовцев и латышей, но и заставляли самих евреев участвовать в уничтожении соотечественников. Глава юденрата (органа самоуправления) вильнюсского гетто Яков Гене, бывший офицер литовской армии, говорил своим коллегам, как еврейские полицейские Вильнюса в октябре 1942-го отбирали и вели на смерть несколько сот евреев из ошмянского гетто: «Еврейская полиция спасла тех, кто должен был остаться в живых. Тех, кому жить оставалось недолго, мы отобрали, и пусть пожилые евреи простят нас… Они стали жертвами ради других и ради нашего будущего… Мой долг — пачкать свои руки, потому что для еврейского народа настали страшные времена. Если уже погибло 5 миллионов человек, наш долг — спасти сильных и молодых, молодых не только годами, но и духом, и не поддаваться сентиментальности… Я не знаю, все ли поймут и оправдают наши действия, — оправдают, когда мы уже покинем гетто, — но позиция нашей полиции такова: спаси все, что можешь, не считайся с тем, что твое доброе имя будет запятнано, или с тем, что тебе придется пережить». Однако покинуть гетто почти всем его узникам суждено было только через печь крематория, и тем, кто «запачкал руки» вынужденным коллаборационизмом и даже соучастием в казни, и тем, кто остался чист. В сущности, таков удел не одних только евреев. И коллаборационисты, и патриоты (а нередко люди были и теми, и другими одновременно, например в Прибалтике) имели немного шансов уцелеть. Не один, так другой преступный режим рано или поздно стирал их в порошок. Вырвавшийся из минского гетто Рафаэль Моисеевич Бромберг, со слов одного украинского полицейского, также оставил описание погрома 2 марта 1942 года: «В 12 часов дня по Танковой улице гнали колонну евреев. Одна мать прижимала к груди крошечного ребенка, завернутого в пеленки. Идя по скользкой улице, она споткнулась, ребенок упал в снег. Мать хотела поднять ребенка, но офицер ударил ее и погнал дальше. Пеленка развернулась, ребенок лежал посиневшим от холода. Проходившие мимо русские женщины подняли крик: «Убейте лучше ребенка, зачем мучить». После выражения бурного протеста со стороны женщин офицер подошел и выстрелил в ребенка три раза… В колонию (6-ю колонию НКВД, находившуюся на Танковой улице за железнодорожным переездом; здесь производились массовые расстрелы. — После этого немцы отвели украинцев, привезли две бочки спирта и напоили их, затем вторично построили украинцев, за их спинами встали немецкие автоматчики. Тогда украинцы открыли огонь. Многие, стоявшие у ямы, просили: «Окажи услугу, бей в голову, чтобы не мучиться». Детей раздевали. Финны (финских батальонов в немецкой полиции безопасности не было; под финнами, возможно, имеются в виду эстонцы или финноязычное население Ленинградской области — ингерманландцы. — Не все брошенные в ямы были добиты. В город начали стекаться тяжелораненые женщины с детьми, обезумевшие матери несли на руках маленьких мертвых детей». Сохранился рассказ белоруски Анны Андреевны Езубчик о том, как относились к евреям остальные жители Минска: «Русское и белорусское население приютить у себя евреев боится… Русские были недовольны. Они говорили, что расправятся с евреями, потом начнут с ними расправляться». А вот как жизнь в гетто запомнилась Хане Рубинчик: «Каждую ночь пьяные бандиты, полицейские и немцы, врывались в дома, издевались над жителями; женщин насиловали, вырезали грудь, вырывали волосы, и, вдоволь насытившись кровью, бандиты убивали свои жертвы и уходили, награбив все, что попадалось. Бывали случаи, когда ночью немцы приходили специально насиловать женщин, и, когда женщин подходящего возраста в квартире не было, озлобленные, они детям делали различные уколы, внося инфекцию венерических болезней…» В последнее верится с трудом. Вряд ли немцы, направляясь для удовлетворения своей похоти, специально захватывали с собой шприцы, да еще с какими-то таинственными сыворотками возбудителей венерических болезней. Скорее всего, это слухи, которые распространялись в гетто и его окрестностях. Точно так же рассказывали, будто немцы шприцами высасывали кровь у еврейских младенцев и переливали своим раненым солдатам. Но никакие немецкие документы или показания факты такого рода не подтверждают. Однако и без легендарных ужасов подлинного кошмара в гетто хватало с избытком. Согласно коммунистической доктрине, населению следовало всеми силами бороться с оккупантами. То, что многие евреи безропотно шли на смерть, вызывало потрясающее по своей бесчеловечности возмущение партийных функционеров. Казалось бы, ну чего можно требовать от обреченных на гибель людей, не видевших никаких путей к спасению? Однако заместитель начальника 2-го отдела Белорусского штаба партизанского движения Кравченко в специальной записке от 27 января 1943 года выразил недовольство: «Само еврейское население было запугано и не оказывало должного отпора насильникам и убийцам. Тов. Рубинчик Хана Израилевна, побывавшая сама в минском гетто, в своей докладной отмечает: «Нужно отметить, что евреи так покорились своей судьбе, что покорно, как овцы, шли, когда их вели на расстрел, а остальные также покорно дожидались своей очереди, в том числе молодежь и девушки». Немногим, более активным людям еврейской части населения удалось вырваться из гетто и уйти в партизанские отряды…» Евреев заставляли заниматься тяжелой и бессмысленной работой, чтобы ускорить их гибель от непосильного труда. Иной раз обитатели гетто восставали, предпочитая ужасный конец ужасу без конца. Я расскажу только об одном таком выступлении — в белорусском местечке Глубокое. Командование партизанской бригады имени Суворова, действовавшей в Вилейской области в Белоруссии, сообщало: «Немцы к ноябрю 1941 года согнали еврейские семьи из местечка Глубокое и окружающих деревень и местечек Вилейской области в концентрационный лагерь в м. Глубокое. Число согнанных евреев, стариков, женщин и детей, достигало 5800 человек. По состоянию на 19 августа 1943 года там находилось 9800 человек. Находившимся в концлагерях были созданы невыносимые условия жизни: изнуренные непосильными условиями работы по 14–16 часов в сутки, доставка бревен на ногах на расстояние до 3 км, подноска камня и кирпича до 30–50 кг на рабочего, выпиливание кусков льда босыми, раздетыми и доставка его на берег без всяких средств перевозки, размол зерна вручную, откачка воды при помощи привода, куда должны были запрягаться лошади, подноска песка и гравия для починки дорог, создание специальных упряжек для перевозки бревен из жилых домов, вынос неразорвавшихся авиабомб за город, очистка уборных и сбор мусора руками без всяких инструментов и другие издевательства. За малейшее невыполнение умышленно повышенных нормативов работ неминуемо применялись разного рода наказания (удары плетьми, резиновыми дубинками, от 80 до 120 ударов, вырывание пучками волос, удары палкой по голове). Непосильный труд, нечеловеческое обращение были рассчитаны на постепенное уничтожение находившихся в концлагере. Все эти перечисленные факты вызывали ненависть и злобу к немецким оккупантам. По инициативе молодежи концлагеря на 19.8.43 г. находящимися в концентрационном лагере готовилось восстание под руководством Либермана с задачей организации массового выхода из гетто. Имеющееся оружие и боеприпасы было 18 августа в 5.00 распределено всем умеющим с ним обращаться. 19 августа немцам удалось узнать о готовящемся восстании в концентрационном лагере. К этому времени гетто было окружено в три кольца, обставлено танками и орудиями. Восстание началось 19 августа 1943 года. Условным сигналом было вызвано общее действие. Все ринулись на прорыв проволочных заграждений и забора, завязав бой с немцами и полицией. В первую очередь восставшими были брошены гранаты в пулеметные гнезда, был зажжен полицейский постарунок (караульное помещение. — Немцы были ошеломлены подобными действиями восставших. По последним был открыт артиллерийский огонь, были пущены в ход танки. По показаниям очевидца и участника этого восстания т. Пинтова и агентурным данным бригады, было убито и ранено около 100 гитлеровцев. Возглавлявший восстание Либерман лично убил 4-х немцев. Часть евреев ушла в леса, но большая часть была расстреляна и замучена. Смертью храбрых погиб и организатор восстания тов. Либерман, которого немцы забрали раненым и учинили над ним зверскую расправу. Детей, стариков, больных, всех тех, кто не мог идти, постигла та же участь, им выкалывали глаза, отрубали конечности, бросали живыми в огонь. В бункера, которые находились под домами, где пряталось население, немцами был пущен газ. После расправы над евреями было мобилизовано население окружающих деревень, а также население города для уборки трупов. Евреев всех раздевали догола и крючками бросали на повозки. Все эти злодеяния фотографировались специальным фотографом, особенно такие моменты, как погрузка трупов на подводы, выкалывание глаз, таскание за ноги и т. д». Тысячи, десятки тысяч уцелевших, вылезших после расстрела из рвов и ям, пересидевших облавы в тайных бункерах, скрывших свое еврейство, пробравшихся через линию фронта или к партизанам, оставили воспоминания о пережитой трагедии. Вот что писал, например, партизан Файн-Дебольский своим родным в Москву: «В большом сарае заставляют ложиться людей в ряд, после чего покрывают их соломой, затем на эту солому ложат еще ряд живых людей, а потом все это поджигают». Есть и свидетельства тех, кому удалось выжить после расстрела. Бронислава Абрамовна Кацнельсон, школьница, писала из партизанского края своему брату Годлу в Томск: «Вопреки всем врагам я еще живу… 6 октября 1941 года я вместе с родителями лежала в яме, где поджигали евреев (подробнее технология такой «казни огнем» описана в следующей главе — ее использовали для уничтожения не только евреев, но и людей других национальностей. — Я скрывалась семь месяцев у девочек нашего класса. Конечно, можно понять, как мне приходилось. Во-первых, три раза я бежала из полиции. Большей частью зимой находилась на улице. Приходилось по 10 дней не кушать. А если кушала, то кушала вороньи яички и траву. 15 июля 1942 года я поступила в партизанский отряд 537… Годул, я нахожусь сейчас в партизанском отряде. Командир отряда у нас тов. Свирид. Мне здесь очень хорошо. Отрядов у нас очень много. Немцы боятся партизан. Партизаны подрывают их дорогу, пускают поезда под откос. По могилевской шоссейной дороге движения никакого нет. Если появляются машины, партизаны их уничтожают. Несмотря на то что живем в лесу, живем культурно, радостно. У нас есть патефон. Ребята все веселые, бодрые. На врага идут с песнями, веселые, бодрые, со словами: «За Сталина, за Родину, вперед!» Раньше я тоже с винтовкой ходила на боевые операции, стреляла много раз, но сейчас у нас винтовки забрали и отдали ребятам, а мы работаем на кухне». В конце войны и первые послевоенные годы Илья Эренбург и Василий Гроссман из подобных очерков и писем составили «Черную книгу» о злодейском убийстве евреев на оккупированной территории Советского Союза. Однако гонения на «безродных космополитов» воспрепятствовали появлению этого труда в СССР. Книга была издана в 1980 году в Израиле. Следует признать, что, несмотря на интернациональную пропаганду большевиков, в Советском Союзе еще перед войной ощущалась неприязнь к евреям. Уже упоминавшийся К. Ю. Мэттэ свидетельствует: «В первые месяцы оккупации немцы физически уничтожили всех евреев. Этот факт вызвал много различных рассуждений. Самая реакционная часть населения, сравнительно небольшая, полностью оправдывала это зверство и содействовала им в этом. Основная обывательская часть не соглашалась с такой жестокой расправой, но утверждала, что евреи сами виноваты в том, что их все ненавидят, однако было бы достаточно их ограничить экономически и политически, а расстрелять только некоторых, занимавших ответственные должности. Остальная часть населения, советски настроенная, сочувствовала и помогала евреям во многом, но очень возмущалась пассивностью евреев, так как они отдавали себя на убой, ни сделав ни одной, хотя бы стихийной попытки выступления против немцев в городе или массового ухода в партизаны. Кроме того, и просоветски настроенные люди отмечали, что очень многие евреи до войны старались устроиться на более доходные и хорошие служебные места (будто русские или белорусы не стремились к тому же самому! — Общий же вывод у населения получился таков: как бы немец не рассчитался со всеми так, как с евреями. Это заставило многих призадуматься, внесло недоверие к немцам». Хорошенький интернационализм, если даже просоветски настроенные могилевцы помогали несчастным, обреченным на смерть евреям только с чувством презрительной жалости, убежденные, что сыны Израиля так и норовят спрятаться за спины русских Иванов и переложить на них всю тяжесть борьбы с захватчиками-фрицами. Партизанам и подпольщикам приходилось учитывать в своей пропаганде антисемитизм подавляющего большинства населения. Мэттэ подчеркивал: «При составлении листовок основным принципом был взят патриотизм народов Советского Союза без подразделения его на советский или просто русский патриотизм и т. д. Листовки составлялись так, чтобы они привлекали к борьбе и советских патриотов, и просто русских честных людей, любящих свою родину, хотя и несогласных с коммунистами по тем или другим вопросам… Учитывая настроение населения, невозможно было в агитационной работе открыто и прямо защищать евреев… так как это, безусловно, могло вызвать отрицательное отношение к нашим листовкам даже со стороны наших, советски настроенных людей или людей, близких нам. Приходилось затрагивать этот вопрос косвенно, указывая на зверскую ненависть фашизма к другим нациям и стремление к уничтожению этих наций, на натравливание фашистами одной нации на другую, на то, что под лозунгом борьбы с евреями и коммунистами хотят уничтожить нашу Родину и т. д.». После войны Сталин учел народные настроения и развернул кампанию «борьбы с космополитизмом» под флагом «русского советского патриотизма» и провозглашения «русского приоритета» во всех отраслях знаний и культуры. Истребление евреев вряд ли проходило бы столь успешно, если бы не встречало сочувствия и поддержки у значительной части населения Восточной Европы, включая СССР. Пусть «активистов» было меньшинство, но меньшинство, вполне достаточное для нужд Гиммлера и Эйхмана. Параллельно с «окончательным решением еврейского вопроса» на оккупированных территориях развертывалась мощная антисемитская пропагандистская кампания. В этом отношении немцам было легче, чем партизанам. Семена антисемитизма падали на благодатную почву давней, еще со времен «хмельничины» (так назывался первый геноцид в ходе восстания гетмана Богдана Хмельницкого на Украине в 1648–1654 годах, когда украинские казаки уничтожили десятки тысяч евреев) и «черты оседлости» нелюбви к евреям, свойственной части славянского г и балтийского населения Российской империи. Пропаганда нацистов способствовала вербовке добровольцев в зондеркоманды смерти. Евреи представлялись самыми худшими из большевиков, замыслившими погубить род человеческий. Хочу познакомить читателей с образчиком юдофобской стряпни, выходившей на оккупированных территориях СССР. В брошюре В. Лужского «Еврейский вопрос», изданной в Смоленске в 1943 году, утверждалось: «Антисемитизм, т. е. ненависть к еврейству, противоядие против разлагающего влияния еврейства, живет инстинктивно в каждой здоровой арийской нации. Антисемитизм — явление не книжное, а глубоко народное: это самооборона народного духа против еврейского засилья. Сами евреи, и только они, повинны в том, что ариец питает к ним ненависть и презрение. Основной чертой каждого еврея, будь то капиталист, или мелкий торгаш, или служащий, является то, что он считает себя принадлежащим к избранному племени, а всех остальных людей — отбросами, «гоями» (иноверцами), обязанными ему повиноваться. Недаром еврейский ученый Иегуда Галеви сказал: «Израиль — сердце народов». В душе евреев живет уверенность, что настанет время, когда евреи достигнут мирового господства, скуют «гоев» одной цепью и заставят их работать на себя. Беспощадность, с которой за счет прочего населения евреи выдвигают вперед своих соплеменников и проводят их к власти, — это также одна из причин того, что врожденный, но не всегда осознаваемый инстинкт самосохранения арийского населения против еврейства вырастает в сознательный антисемитизм. Еврей не любит заниматься производительным трудом. Ему свойственно стремление к паразитическому существованию за счет других народов. Из среды евреев выходят самые жестокие эксплуататоры. Очень редко можно встретить еврея-землепашца, еврея-углекопа, еврея-столяра: физический труд евреи оставляют для «гоев». Сами дни занимаются исключительно торгашескими и спекулятивными махинациями. В советской России евреи устроились на самых лучших, «тепленьких» местечках — в Москве и других городах, вытеснив русских людей». Помимо повтора расхожих антисемитских штампов, эта брошюра знаменательна тем, что русские здесь уже причислены к «арийским народам». Читатели должны были поверить, будто немцы считают русских равными себе, хотя на самом деле, повторю, расовая доктрина национал-социализма относила славянские народы к «недочеловекам». Однако в 1943-м, когда, напомню, спрос на коллаборационизм уже явно превышал предложение, оккупационным властям пришлось признать право считаться «арийцами» практически за всеми народами Советского Союза. Главным «демоном» России Лужский вслед за нацистской пропагандой представлял Лазаря Кагановича, даже принижая ради этой цели роль Сталина: «Группа Кагановича захватила — все руководящие посты в партии, и прежде всего Политбюро, Оргбюро и генеральный секретариат партии, а также все важнейшие посты в Центральном Комитете партии… Каганович — типичный интриган и закулисных дел мастер. Наряду с его организаторскими талантами нужно отметить его необыкновенную хитрость, ловкость, большую работоспособность, хорошую память. Он, несомненно, умнее Сталина. Если грубый грузин — сердце клики Кагановича, то сам Каганович — ее мозг… Каганович, как вождь победившей группы, беспощадно уничтожал тех своих соотечественников, которые не захотели отказаться от безуспешной, а потому вредной для всего советского еврейства троцкистской оппозиции…» Здесь Лужский сознательно передергивает. В первые послереволюционные годы в составе большевистской партии был повышенный процент евреев и поляков — народов, особенно притесняемых царизмом, а потому охотнее других вступавших в ряды революционных организаций. Однако с разгромом троцкистско-зиновьевской оппозиции и последующим оттеснением от власти и уничтожением многих старых большевиков доля евреев в руководстве партии и страны резко упала. На высоких постах из евреев остался только Лазарь Каганович, да еще Лев Мехлис. Лужский также приписывал большую роль брату Лазаря — Михаилу Моисеевичу Кагановичу, наркому авиационной промышленности, не зная, что 1 июля 1941 года тот застрелился после обвинения в участии в «право-фашистском заговоре». Особый упор Лужский делал на «засилье» евреев в советских карательных органах: «В 1934 году старый чекист еврей Гершель Ягода становится во главе ГПУ. Его ближайшие помощники-евреи: Агранов-Сорензон, Гай, Слуцкий, Шанин, Бельский, Могильский, Берман, Фирин и др. (ни один из них, кроме мифического Могильского, — возможно, имелся в виду Молчанов, — не пережил «ежовщины»; Шанин же, кстати сказать, был не евреем, а русским. — Строительство каналов: Беломорского, Москва — Волга и других сооружений, где использовался труд миллионов заключенных, повлекло за собой колоссальные жертвы (от холода, голода и истощения) среди рабочих, а их еврейские руководители (Берман, Коган, Фирин) получили за такое смертоубийственное строительство ордена. В сентябре 1936 года кончилась эра всемогущего Ягоды, запутавшегося в закулисной борьбе. Сменил его Ежов (русский, женат на еврейке), один из раболепствующих карьеристов клики Кагановича, вскоре сам впавший в немилость. В настоящее время НКВД находится в руках кавказского еврея Берия (в действительности — грузин, мингрел. — Не миновала тяжелая рука клики Кагановича и сельское хозяйство. Эпоха Сталина — Кагановича принесла с собой принудительную коллективизацию, т. е. уничтожение хозяйственной самостоятельности и собственности крестьян… Нет никакого сомнения в том, что советское еврейство держит в своих цепких руках и печать. Евреи-редакторы, журналисты, критики заполнили редакции советских газет, журналов, агентств (ТАСС), отделы печати и издательства. Не всегда можно определить степень еврейского засилья в прессе, так как в советской прессе широко распространен метод псевдонимов… Мало кто знает, например, что под русской фамилией Кольцов скрывается еврей Фрид-лянд, один из известных советских журналистов (благополучно расстрелянный в 1940 году. — Не менее успешны для евреев их «завоевания» в области культурной жизни и искусства Советского Союза. Евреи Бродский и Кацман увековечивают на полотне лики еврейско-большевистских сановников, еврей-архитектор Иофан воздвигает Дворец Советов — символ еврейско-большевистского режима (так и не построенный из-за войны. — В области науки влияние еврейства оказывается также весьма губительным… Во главе пресловутого союза воинствующих безбожников стоит еврей Ярославский — Губельман… Общеизвестно, каким преследованиям большевики подвергли Русскую церковь. За время господства еврейского большевизма «ликвидировано» свыше 40 000 священников, разрушено и разорено свыше 14 000 церквей… Из 900 монастырей старой России лишь один еще функционирует. В то время как православные церкви в СССР закрыты или превращены в антирелигиозные музеи, клубы, гаражи и т. д., евреи в своих синагогах беспрепятственно совершают служение своему богу. Может ли быть более убедительное доказательство еврейского господства в церковно-религиозной жизни в СССР?» Лужский внушал своим читателям, что «после крушения либеральных иллюзий основным еврейским орудием для завоевания мирового господства остался большевизм. То, что не удалось с помощью финансового капитала и Лиги Наций, должно было удасться с помощью большевизма и войны. В сентябре 1939 года мировое иудейство попыталось приступить к исполнению своего чудовищного плана и объявило национал-социалистической Германии, а в ее лице и всем молодым свободным народам Европы, войну. Однако железная рука вождя германского народа остановила иудейский меч, занесенный над народами Европы… Мы видим, что Провидение даст силы германскому народу в содружестве со всеми народами Европы уничтожить навсегда на земле кровавый еврейский кошмар и освободить мир от власти «золотого тельца», провозгласив единственной ценностью человечества — труд». Не знаю, читал ли Сталин опус Лужского или не читал. Во всяком случае, уже во время войны Иосиф Виссарионович начал действовать по нехитрым рецептам этой брошюры. В 1942 году озаботился национальным составом деятелей искусства и заменил руководство Московской и Ленинградской консерваторий и Большого театра на представителей «коренной национальности». А после 1945 года разобрался с сомнительными по пятому пункту работниками средств массовой информации, учеными и театральными критиками, утвердив «русский приоритет» во всех отраслях знания. Немцы издали на русском языке и бессмертный бестселлер антисемитской литературы — «Протоколы сионских мудрецов». Этот памфлет, выдаваемый за подлинный план всемирного еврейского заговора, открывался цитатой из «Майн кампф», где утверждалось, что «Протоколы» — очень нужная и актуальная книга: «Протоколы сионских мудрецов», столь ненавистные евреям, несравненным образом показывают, насколько все существование этого народа построено на непрерывной лжи. То, что многие евреи, может быть, делают бессознательно, здесь излагается с полным сознанием. В этом вся суть. Совершенно безразлично, в какой еврейской голове родились эти откровения. Важно то, что они с ужасающей точностью вскрывают сущность и деятельность еврейского народа в связи с его конечными целеустремлениями. Кто просмотрит исторические события последних 100 лет в свете этой книги, тому сразу станет понятно, почему еврейская пресса подняла такой гвалт. Ибо в День, когда эта книга станет достоянием народов, еврейская опасность может считаться преодоленной». Вслед за изречениями Гитлера шли антисемитские высказывания Вольтера и Гёте, Виктора Гюго и Наполеона. Вольтер, например, утверждал: «Эта маленькая нация не скрывает своей непримиримой ненависти ко всем остальным народам. Ее представители всегда жадны к чужому добру, подлы при неудаче и наглы при удаче». Издание «Протоколов» на русском языке сопровождалось комментариями неизвестного автора, где события в России после 1917 года рассматривались как осуществление тайных замыслов «еврейских мудрецов»: «Расположив к себе народные симпатии лживыми и несбыточными обещаниями, пресекши все попытки народа к самоуправлению (Учредительное собрание), партия ВКП(б) под флагом диктатуры пролетариата учредила свою собственную диктатуру. С первых же дней установления нового режима началось истребление внутреннего врага. Сперва были уничтожены все привилегии так называемой аристократии, затем сама аристократия и интеллигенция вообще и, наконец, все выдающиеся над уровнем толпы лица. Террор как государственная система вступил в силу… Одновременно было приступлено к заполнению образовавшихся пустот: новая — еврейская — аристократия жадно хлынула на освободившиеся высокопоставленные места, создавая кадры той незримой власти, про которую «Протоколы» говорят, что «однажды закрепившаяся, она не сможет быть подточена никакой хитростью». Началась эра «доброго непоколебимого правления» и осуществления того плана, от которого евреям отступать нельзя, без риска увидеть разрушение своих многовековых работ… Заменив в душе гоя Бога духовного — богом материалистическим (учением Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина), святые чувства к родине и религии — интернациональными убеждениями, творческую личную инициативу — инициативой своей власти, евреи приступили к урегулированию политической жизни своих подданных путем издания все более и более суровых законов… Уставшие от непрестанного пустословия люди, не имевшие ни времени, ни возможности, ни воли свободно и критически осмыслить содержание пропаганды, поневоле принимали слово за дело, тем более что власть не скупилась на рекламу своей, якобы направленной на благо народа, деятельности (жилищное строительство, индустриализация, парки культуры и отдыха, коллективизация и просоветские движения)». Здесь же в обоснование «окончательного решения еврейского вопроса» цитировалась статья «Еврейский вопрос» из «Дневника писателя за 1877 год» Ф. М. Достоевского: «Что если бы не евреев было в России три миллиона, а русских, и евреев было бы 160 миллионов (в оригинале у Достоевского — 80 миллионов, но численность населения страны увеличили вдвое — для придания цитате большей актуальности. — Слова Достоевского вполне годились в качестве памятки для русских бойцов зондеркоманд. Достоевский и многие его последователи, вроде Василия Шульгина, утешали себя мыслью: хотя евреи такие плохие, но мы не будем уподобляться им и уничтожать их (Шульгин гордился тем, как однажды в революцию 1905 года предотвратил погром в Киеве), мы даже готовы принять их во всемирное братство народов. Многие читатели «Дневника писателя» не были, однако, столь щепетильны. Статья Достоевского «Еврейский вопрос» в годы оккупации пользовалась необыкновенной популярностью и неоднократно перепечатывалась в русскоязычных изданиях. Ее публикацию в рижском журнале «Новый путь» в апреле 1942 года предваряла следующая врезка: «Гениальный провидец и сердцевед Федор Михайлович Достоевский семьдесят лет тому назад пророчески писал: «Еврейская революция начнется в России, ибо нет у нас для нея надлежащего отпора ни в управлении (правительстве), ни в обществе. Интернационалка распорядилась, чтобы еврейская революция началась в России». Двадцать пять лет та же интернационалка уничтожает русский народ, а сейчас шлет на неминуемую смерть цвет русского народа во имя господства мирового жидовства. Нечистая сила, эти «бесы», правящие страной, ненавидят великого писателя, произведения его не переиздавались, сами большевики старались изгнать из памяти нашего народа этого пламенного патриота и разоблачителя жидов и жидовства». Достоевский вообще оказался самым любимым русским писателем германских оккупационных властей. Недаром его портрет висел в кабинете Гитлера. Как известно, Федор Михайлович считал главными врагами русского народа евреев и поляков, которых расовая доктрина национал-социализма признавала главными врагами и германского рейха. На это обратил внимание Василий Гроссман в романе «Жизнь и судьба». Там татарин Каримов подчеркивает, что «для Достоевского не все люди в России одинаковы. Гитлер назвал Толстого ублюдком, а портрет Достоевского, говорят, висит у Гитлера в кабинете. Я нацмен, я татарин, я родился в России, я не прощаю русскому писателю его ненависти к полячишкам, жидишкам. Не могу, — если он и великий гений. Слишком досталось нам в царской России крови, плевков в глаза, погромов. В России у великого писателя нет права травить инородцев, презирать поляков и татар, евреев, армян, чувашей». Но подавляющее большинство поклонников Достоевского предпочитает абстрагироваться от нелюбви Федора Михайловича к «малым народам». В антисемитской брошюре В. Лужского есть специальный раздел «Достоевский — идеолог антисемитизма», где автор подытожил заслуги литератора в борьбе против евреев: «Великий русский писатель Федор Михайлович Достоевский не только в своих публицистических статьях, но и в художественных произведениях предупреждал русский народ об опасности, грозящей ему со стороны международного еврейства, «интернационалки». Достоевского можно считать первым, наиболее ярким выразителем — идеологом русского антисемитизма, ярко показавшим те причины, по которым русский народ отрицательно относится к евреям… Если в Европе евреи стали вершителями финансовой и политической жизни (как, например, в Англии), то в России, по справедливому мнению Достоевского, они после освобождения крестьян набросились на коренной народ, «оплели его вековечным своим золотым промыслом» и заменили, где только могли, упраздненных помещиков «с той разницей, что помещики, хоть и сильно эксплоатировали людей, но все же старались не разорять своих крестьян, пожалуй, для себя же, чтобы не истощать рабочей силы, а еврею до истощения русской силы дела нет — взял свое — и ушел». Что движет международным еврейством в его бешеной страсти к наживе и эксплуатации других народов? На это Достоевский дает точный ответ: «Евреи верят в победу над всем миром… В то, что все покорится им». Поэтому моралью своего поведения в отношении арийских народов они избрали циничное правило: «Гнушайся, единись и эксплоатируй»… Достоевский говорит далее об «идее жидовства», охватывающей весь мир вместо «неудавшегося христианства». Он призывает русских людей объединиться вокруг национальных святынь, чтобы противопоставить себя как нацию разрушающему влиянию наступающего «мирового жидовства», готовящего гибель России, а затем и всего христианского мира. Совершенно провиденциально Достоевский указывает, что если завтра власть перейдет к еврею, то «наступит такая пора, с которой не только не могла сравняться пора крепостничества, но даже татарщины». Нам, испытавшим на себе всю тяжесть еврейской идеи, претворенной в силу и власть, понятно, насколько глубоко был прав Достоевский». Эти высказывания Федора Михайловича, за которые так ухватились нацисты и их пособники, сейчас не любят цитировать ни российские, ни зарубежные исследователи творчества знаменитого писателя. Не любят и осмысливать. Слишком уж далеки они от традиционного образа печальника за народ и судьбы человечества. Мы как-то не привыкли к тому, что великий писатель, ученый, артист или музыкант вне своей профессии может быть нравственно ничтожным человеком. Уважаемый Григорий Явлинский однажды заявил, что нравственности в политике он учился у Толстого и Достоевского. Лидер «Яблока» наверняка не читал «Еврейский вопрос», иначе не сказал бы такого. Представим себе на мгновение, что фюрер германской нации Адольф Гитлер был, помимо прочего, не посредственным художником, а, скажем, гениальным физиком. И открыл бы теорию относительности, ту самую, которую в действительности открыл Альберт Эйнштейн. Интересно, как бы тогда выходили из положения? Объявили бы, что холокоста не было? А если все-таки был, то фюрер об этом не имел ни малейшего понятия и евреев без его ведома уничтожили злодеи Гиммлер с Гейдрихом? Или, признав ответственность Гитлера за все преступления против мира и человечества, срочно нашли бы теории относительности отца поприличнее — Нильса Бора или Сергея Вавилова, например? Достоевскому же, славу богу, никто не думает отказывать в авторстве «Преступления и наказания», «Идиота» или «Братьев Карамазовых». Нет, его пример еще раз доказывает, что, вопреки мнению Пушкина, гений и злодейство мирно уживаются в одном человеке. Аналогичным образом в годы оккупации у многих ненависть к немцам и поддержка Сталина уживались с антисемитизмом. |
||
|