"Марк Александрович Алданов. Истоки " - читать интересную книгу автора

Сергеевич с досадой, поднимаясь по освещенной карселевыми лампами,
выстланной мягким ковром лестнице. Он был в дурном настроении духа. "Верно,
будут разные господа в сюртуках и мундирах, с аксельбантами и звездами, изо
всех сил старающиеся походить на царя и до смешного на него непохожие".
Расставшись с Черняковым, Мамонтов от скуки поехал в клуб и часа четыре
играл в карты. Этот клуб помещался недалеко от Литовского замка, что имело
свои основания. В Литовском замке, по слухам, жил палач, тот самый, который
повесил Каракозова. Согласно вековому международному поверью игроков,
близость палача приносит счастье. Хотя вольнодумцы указывали, что это
счастье, очевидно, должно распределяться между всеми игроками поровну, в
клубе чуть ли не день и ночь напролет шла игра. Николай Сергеевич недурно
играл в коммерческие игры. не зарывался в азартных, но ему в последнее время
не шла карта. Так и на этот раз он заплатил к вечеру сто семьдесят рублей,
выслушав игривые соображения партнеров о счастье в любви и более деловитые о
"полосе невезения". Существование "полосы невезения" ни у кого из игроков
сомнения не вызывало; о ней говорили как о бесспорном явлении природы,
некоторые игроки даже знали, сколько полоса длится и как можно ее сократить.
Мамонтов не обедал в клубе, заказал только чай, рассчитывая на ужин с
Катей. Он ругал себя за поездку в клуб, за проигрыш и за то, что ему жалко
проигранных денег. "Уж не скупость ли? Тут и наследственности быть не может:
отец был щедр и сыпал пожертвованьями, особенно до получения Владимира. Я не
скуп, но и не расточителен..." Расплачиваясь с лакеем, он нашел в кармане
листок бумаги, развернул и прочел написанную необыкновенно четким почерком
заметку: "Приват доцент Санкт-Петербургского университета М. Я. Черняков
закончил большой труд: "Этапы и вехи истории идеи самоуправления. Вечевые
собрания и земские соборы на Руси". Исследование русского ученого вызвало
оживленный интерес в западноевропейской научно-политической литературе.
Возможно, что оно будет переведено, целиком или в извлечении, на немецкий
язык. В настоящее время М. Я. Черняков готовит новый курс государственного
права и ряд специальных работ". - "Как все-таки ему не совестно? - подумал
Мамонтов. - А может быть, у них так принято? Иначе Клембинский и не мог бы
вести хронику "Книги и писатели". Николай Сергеевич хотел было выбросить
записку, но, вспомнив о данном слове, вздохнул, тут же написал
препроводительное письмо и покинул клуб. - "Лихача прикажете?" - почтительно
спросил внизу швейцар. На это нельзя было ответить иначе, как "Да, позовите
лихача". - "Чем не времяпрепровождение для купчика?" Чтобы наказать себя за
инстинкт бережливости, он купил для Кати самую дорогую бонбоньерку в самой
дорогой кондитерской. "У Дюммлеров оставлю у швейцара, который больше похож
на аристократа, чем его барин... Впрочем, их к аристократии, кажется, никто
и не причисляет", - подумал Николай Сергеевич, очень недолюбливавший
аристократов. Он с некоторым удовлетворением вспомнил разговор, слышанный им
в итальянской опере: рядом с ним какой-то франт , восхищаясь красотой
сидевшей в ложе госпожи фон Дюммлер, сказал, что по рождению она "deux fois
rien". - "Trois fois rien"*, - поправил другой франт.
______________
* "Дважды ничто". - "Трижды ничто" (франц.)

Хозяйка дома прощалась с невысокой дамой и, держа в обеих руках ее
руку, что-то говорила ей по-французски. На лице Софьи Яковлевны сияла
улыбка. "Кажется, и место у нее рассчитано: вот тут под лампой. При этом